Заботиться о содержащихся в тюрьмах не было никакого интереса для государства. Попавший в тюрьму редко из нее выходил: сроки заключения не были короткими, большею частью преступники содержались в заключении пожизненно. Крепкая тюремная ограда и запоры отделяли непроницаемой стеной мир тюремный от всего прочего мира. Только последний мог кого-либо интересовать; всё же, что находилось внутри ограды, было забыто, – арестанты считались заживо погребенными, – кому было дело до того, раньше или позже подвергнется физическому и нравственному разложению заключенный в тюрьму живой труп. К тюрьмам можно было буквально применить слова Данте об аде: “Оставьте всякую надежду, входящие сюда”.
Таково было общее положение тюрем с небольшими видоизменениями в разных странах. Если где и существовало попечение о тюрьмах, то оно всецело находилось в руках духовенства, – особенно там, где имелись духовные ордена. Государство же нигде никаких забот о тюрьмах и о заключенных в них не проявляло. Замечательно, что Англия, служившая образцом правильности отправления правосудия и выработавшая суд присяжных, привлекавший в конце XVIII века внимание всех реформаторов в области законодательства, – что Англия не только не стояла впереди континентальных государств в налаживании тюремного дела, но во многих отношениях оказывалась позади их. Насколько совершенен был судопроизводственный строй, настолько же устарелым и неприглядным было законодательство о преступлении и наказании. Личность гражданина нигде не была так гарантирована от административного произвола, как в Англии, создавшей еще в 1215 году “хартию вольностей” и Habeas corpus act. Но если тот же вольный гражданин осужден, попал в сети уголовного закона – ничто уже больше не гарантировало его человеческих прав: над ним устанавливалось то, что только в недавнее сравнительно время получило законодательное название “уголовного рабства” (penal servitude). В современной карательной системе и организации в Англии уголовное рабство есть высший после смертной казни род наказания, между тем как в Англии XVIII века, когда смертная казнь применялась так часто, как ни в одном европейском государстве (более двухсот деяний каралось смертной казнью), тюремное заключение в виде абсолютного рабства было сравнительно легкой карательною мерой, являвшейся следствием даже незначительных правонарушений, во всяком случае менее значительных, чем простая кража, каравшаяся смертью.
В Англии, как, впрочем, и на континенте, не было выработано организации тюремного управления. Большинство тюрем в королевстве – так называемые местные тюрьмы – были в исключительном заведовании местного самоуправления и содержались за счет последнего. Никакого надзора за тюрьмами, за способом содержания в них заключенных не существовало вовсе. Понятно, что каждое графство стремилось к тому, чтобы по возможности уменьшить расход на преступников. Отсюда и происходил тот возмутивший Говарда способ закабаливания заключенного смотрителем тюрьмы, получавшим от каждого заключенного плату за свой труд в качестве тюремщика. Характерным для Англии является и то, что духовенство никакого участия в устройстве тюремного быта не принимало. Нам не известно ни одного случая, чтобы представитель духовного сословия в Англии обратил свое внимание на “гнездилища порока и отчаяния” и своими попечениями стремился бы к облегчению участи несчастных заключенных. Это обстоятельство объясняется отчасти тем, что в Англии издавна существовал обостренный раздор между представителями разных исповеданий; поглощенное своими “партийными” интересами, духовенство, вероятно, не находило времени для добрых дел.
Необходимо указать еще и на то обстоятельство, что, принимаясь за тюремную реформу, Говард отнюдь не действовал под влиянием нововведений в тюремном деле, предпринятых в Северной Америке квакерами и увенчавшихся блестящим успехом вновь выстроенных Пенсильванской и Обернской тюрем. Говард действовал вполне самостоятельно. Он даже не предпринимал путешествия в Америку, чтобы ознакомиться с положением американских тюрем.