Теперь в погребце было пусто. Я не делал новых запасов. Путем поистине героических усилий мне удалось под конец заставить себя писать ежедневную тысячу слов без помощи Ячменного Зерна. Но все время, пока я писал, мучительная жажда не покидала меня. И как только утренняя работа заканчивалась, я убегал из дому и устремлялся в город, чтобы выпить. Какой ужас! Если хмель мог до такой степени поработить меня, не алкоголика по природе, как же должен страдать настоящий алкоголик, ведя борьбу против потребности организма, в то время как самые близкие ему люди не только не сочувствуют этим мукам, не понимают их, но еще презирают и высмеивают его.
Глава XXXV
Час расплаты приближался. Джон Ячменное Зерно начал собирать свою дань не столько с тела, сколько с души. Старая долгая болезнь, исключительно психического порядка, вернулась снова. Давно похороненные знакомые призраки опять подняли головы. Но теперь они были грознее и страшнее, чем прежде. Прежние призраки были чисто интеллектуального происхождения. Вот почему их побеждала здравая и нормальная логика. Но теперь их воскрешала Белая Логика Джона Ячменное Зерно, а Ячменное Зерно никогда не пойдет против призраков, вызванных им самим. При таком заболевании пессимизмом человек непременно будет пить дальше, ища облегчения, которое Ячменное Зерно обещает ему, но никогда не дает.
Как мне описать Белую Логику тем, кто никогда не испытывал ее на себе? Можно ли вообще описать ее? Возьмем Страну Гашиша, страну беспредельного протяжения во времени и пространстве. В прошлые годы я совершил два незабываемых путешествия в эту далекую страну. Впечатления, которые я пережил там, сохранились в моей памяти до мельчайших подробностей. Однако я напрасно пытался описать хотя бы одну незначительнейшую особенность этого царства людям, никогда не бывавшим в нем.
Я пускал в ход всевозможные метафоры и гиперболы, стараясь объяснить им, как целые века и бездны невообразимого ужаса и муки могут быть пережиты в промежутке между двумя нотами джиги, которую быстро играют на рояле. Я бился целый час, пытаясь втолковать им это свойство Страны Гашиша, и в результате так ничего и не объяснил. А раз я оказался не в силах описать им хотя бы одну особенность из всех безмерно ужасных и чудесных свойств этого царства, значит, я не сумел дать им ни малейшего представления о Стране Гашиша в целом.
Но стоит заговорить об этой очаровательной стране с кем-нибудь, кто побывал в ней, как мы сразу поймем друг друга. Одна фраза, одно слово вызовут в уме его то, чего не могли вызвать целые часы объяснений в воображении людей, никогда не странствовавших там. Так же обстоит дело и с царством Ячменного Зерна, где правит Белая Логика. Тем, кто ни разу не был там, рассказ путешественника покажется непонятным и фантастическим. Я могу только попросить не бывавших в царстве Ячменного Зерна постараться принять мой рассказ на веру.
Алкоголь внушает человеку роковые истины. В этом отношении трезвый ум уступает пьяному. По-видимому, истины не всегда бывают одного порядка. Одни истины более правдивы, другие менее, и эти-то как раз и полезнее остальных, так как живое хочет жить. Вы видите теперь, о неискушенный читатель, как безумно и богохульно царство Ячменного Зерна, о котором я рассказываю языком его поклонников. Этот язык чужд вам, ибо все трезвенники уклоняются от путей, ведущих к смерти, и избирают лишь пути жизни. Ибо существует много дорог, как и разных истин. Но имейте немного терпения. Быть может, через то, что покажется вам сперва лишь набором слов, вы случайно увидите едва намеченные очертания других далеких стран и поймете людей другого склада.
Алкоголь говорит правду, но эта правда не соответствует привычным нормам. Все нормальное способствует здоровью. То, что здорово, ведет к жизни. Нормальная правда — правда иного, низшего порядка. Возьмем ломовую лошадь. Несмотря на всю безотрадность своего существования, от первого момента до последнего, она каким-то загадочным, непонятным для нас образом верит, что жизнь хороша, что тяжелая работа в хомуте полезна, что смерть ужасна и что жить стоит; что в конце, когда силы ее ослабеют, ее не станут подгонять пинками, бить и понукать, заставляя трудиться свыше сил, что старость имеет свои хорошие стороны, ценится и пользуется уважением. Хотя на самом деле старость ужасна, и животное, спотыкаясь при каждом ударе, на каждом шагу, среди безжалостного рабства и медленного разложения будет тянуть свой груз, вплоть до конца, а конец этот — живодерня, распределение частей клячи (ее чувствительного мяса, ее розовых крепких костей, ее соков, ферментов и всех ощущений, которые когда-то воодушевляли ее) по птичьим дворам, по кожевенным заводам, по клеевым фабрикам и по заводам для выработки искусственных удобрений. Но до последнего неверного шага эта ломовая лошадь должна верить в низшую правду, в правду жизни, которая вообще только и делает ее существование возможным.