Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки

Как потом утверждал Кеннеди-старший, тексты сына были полезны. Впрочем, считал он, никакая дипломатия уже не удержит Европу и мир от неумолимого сползания к катастрофе.

Посол не верил, что изнеженные и расслабленные европейские демократии справятся с вызовом агрессивных и сплоченных диктатур. Он опрометчиво говорил об этом публично и стал одним из врагов британской прессы. Тем не менее Джо не сомневался: несмотря на преследования левых в Германии и антифашизм советской пропаганды, Москва и Берлин договорятся о разделе Европы. Был убежден: война на пороге и демократии ее проиграют.

Незадолго до начала проверки этой гипотезы на поле боя его сын Джек вернулся в Лондон. Вскоре Лондон и Париж объявили Берлину войну, выполняя обязательства перед атакованной Польшей. Лондон погрузился во тьму — в домах аристократов маскировка скрывала хрустальный пожар фужеров и люстр. Но в этих залах посла Кеннеди, как мы помним, уже не жаловали.

Через три дня после победы Рузвельта Джо, можно сказать, подпишет свою отставку: заявит в интервью Boston Globe, что с демократией в Британии покончено, с Гитлером ей не справиться, и вопрос только один: сколько продержится остров. Статья вызвала бурю. Читатели возмутились. Нет, они не хотели воевать. Но им не нравились слова Кеннеди. Как? Сукин сын Гитлер победит бриттов? Fuck him! Кстати, а свое ли место занимает мистер Кеннеди?

Последняя беседа Джо и Рузвельта была краткой. Через десять минут бледный как полотно президент велел жене отвезти Кеннеди на вокзал:

— Я не хочу видеть этого человека.

5

Но это, как мы помним, будет в 1940-м — после возвращения Джона домой.

В Бостоне он взял курс государственного управления и экономики, стал кандидатом на степень в области политических наук. Оставалось написать выпускную работу, на которую и ушла оставшаяся часть года. Он выбрал выигрышную тему «Умиротворение в Мюнхене». Да, «герой» этой трагической сделки британский премьер Невилл Чемберлен был крайне непопулярен, но читая Times и Economist, изучая стенограммы парламента, протоколы Форин-офиса и Госдепа, Джек все больше задавался вопросом: а что, если дело не в Чемберлене? Что, если к сдаче Чехословакии и новой войне привели не его ошибки, а серьезные глубинные процессы?

Работа Джека напоминала большинство крепких выпускных академических текстов. Никаких эмоций. Почему Лондон так запоздало реагировал на перевооружение, затеянное Берлином? Почему там предпочли полагаться не на мощь империи, а на Лигу Наций? Откуда взялось столь весомое влияние пацифистов? Кто поставил сиюминутные выгоды дельцов, торгующих с Германией, выше стратегических национальных интересов? Что мешало партиям и профсоюзам смотреть дальше своих крохоборских интересов? И наконец: почему с момента прихода к власти Муссолини и Гитлера Берлин и Рим вооружались быстро, а Лондон и Париж — крайне медленно?

Кеннеди отвечал на эти вопросы подробно и смело, используя графики, статистику и примеры. «Миротворцы» Чемберлен и Болдуин[24], на которых принято возлагать главную вину за капитуляцию в Мюнхене, виноваты куда меньше, чем перечисленные автором недуги демократий. Забота о прибылях и комфорте в ущерб государственной стратегии — вот что подорвало оборону Англии, Франции и их европейских союзников, которых они не смогли защитить.

Мюнхенский договор как был, так и остался всего лишь документом, а «объектом критики, — писал Кеннеди, — должны были стать… скорее, обусловившие его факторы. Скажем, такие, как британское общественное мнение и состояние вооруженных сил, делавшее «капитуляцию» неизбежной». Демократия, писал Джон, «вынуждена платить за все из своего бюджета и в своих возможностях ограничена законами капитализма: предложением и спросом».

Несмотря на кажущееся сходство, разница в подходах отца и сына Кеннеди к диктатуре и демократии была огромна. Коротко говоря, отец считал, что демократия слаба и в борьбе с авторитарной и тоталитарной системой обречена на крах; ну а сын утверждал: нет, демократия победит, если будет сильной, преодолеет пассивность и, отказавшись от оборонительной тактики, остановит противника на дальних подступах, перейдет в наступление и разгромит его. А сильной демократию сделать можно. И должно. Иначе и впрямь не будет гарантий, что коварный и жестокий враг не покусится на ее устои, ценности и достижения. Свобода должна не только уметь себя защищать, но и нейтрализовать, а если надо — то и беспощадно громить своих недругов.

Вообразите ситуацию: Джек пишет работу, а Джо — докладные Рузвельту и госсекретарю Халлу. Сын (в дипломе): «Чтобы одержать победу, демократии должны быть солидарны друг с другом, постоянно наращивать хозяйственную и военную мощь»; отец (в телеграмме): «Если мы хотим выжить, то должны готовиться сражаться на собственном заднем дворе». И вот профессора в Гарварде и политики в Вашингтоне читают эти документы, а нацисты маршируют по Европе.