События были далеки от завершения, и тот же вечер, когда Кеннеди произносил свою речь, в Миссисипи был убит Медгар Иверс. В течение лета по США прокатилось несколько волн демонстраций; повсюду накалялись чувства. В сентябре в начале учебного года почти в каждом штате школы были мирно интегрированы; исключением оставалась Алабама, где губернатор Уоллес вновь прибег к своим мелким хитростям. Он послал в четыре города войска штата (в том числе в Бирмингем), чтобы задержать открытие учебного года. Но, благодаря предписанию суда, он отозвал войска, заменив их на национальных гвардейцев; Кеннеди федерализовал гвардию и приказал гвардейцам оставить школы. Уоллес еще раз попытался играть на публику, но не достиг ничего, кроме популярности среди крайних консерваторов в Алабаме и на остальном Юге; но он возбуждал страсти, которые следовало охлаждать: 15 сентября в Бирмингеме в церкви для черных взорвалась бомба, убив четырех маленьких девочек. Возник бунт, в результате которого были застрелены еще двое афроамериканцев: один — пытаясь бежать, а другой — тринадцатилетний мальчик — в результате беспорядочной стрельбы, поднятой двумя скаутами, возвращавшимися с собрания сегрегационистов. Впоследствии они не могли объяснить свои действия: они просто повиновались импульсу опробовать свои новые пистолеты на мальчике, едущем на велосипеде[286]
.Было ясно, что Америка неверными шагами идет к ужасной пропасти; но центр действия теперь переместился в Вашингтон. Целью администрации Кеннеди и организаций по гражданским правам был конгресс. Суды и исполнительная власть сделали или делали все от них зависящее; это был поворотный момент в законодательстве. И билль, который Кеннеди отослал 20 июня, был написан так, чтобы не вызвать сопротивления: смелый шаг, который, тем не менее, с осторожностью и консерватизмом (не имеет значения, по отношению к республиканцам или демократам) мог без особых жертв поддержать принципы или навлечь на себя гнев его избирателей. Билль включал в себя февральские предложения (по которым, как сухо заметил президент в своем специальном послании, ни один парламент еще не имел счастливой возможности проголосовать)[287]
; он также добавил предложения, объявляющие вне закона расовую дискриминацию в общественных местах (в гостиницах, ресторанах, кафе, театрах, кинотеатрах и так далее); сильно упрочившаяся власть генерального прокурора способствовала рассмотрению исков, касающихся десегрегации; была запрещена расовая дискриминация в программах, получающих помощь на федеральном уровне, и учреждена Комиссия по предоставлению равных прав в получении работы, контролирующая правительственные контракты. Как впоследствии обернулось, Закон о гражданских правах, принятый год спустя, был значительно строже в отношении мер, предпринятых против дискриминации в области трудоустройства[288]; он был слабее, не предусмотрев никаких шагов против расового неравенства в школах или колледжах, как того хотел Кеннеди; но в целом закон повторял билль, отстаивая мнение человека, который предложил его первым.Но если президент предлагал, то законодательные власти утверждали. Пришло время настоящей проверки умения Кеннеди управлять конгрессом, и иногда казалось, что он полностью неспособен с ним справиться. С июня до конца октября все внимание было обращено на судебный комитет, на чье рассмотрение администрация отослала билль. Возможно, предстояло выдержать еще одну битву с комитетом по урегулированию: Кеннеди опять пришлось понять (вслед за Эмануэлем Селлером, председателем комитета, предоставляющим запутанным вопросам решаться самим по себе), что увенчанные славой ветераны конгресса, со всей их властью и опытом, часто были неспособны выполнить свои оптимистичные обещания. Даже Лэрри О’Брайен соглашался, что он слишком надеялся на них. И все же в итоге основная цель была достигнута.