Джон Кеннеди

Первейшей задачей комитета было определить природу и альтернативы, которые имелись у президента. Возможность ничего не предпринимать, позволив продолжать устанавливать ракеты, вскоре была отвергнута. Ракеты могли увеличить или уменьшить опасность для Соединенных Штатов, но, пока существовало состояние неопределенности, обязанностью Кеннеди было осторожно устранить ее ради национальной безопасности. Неудача в этом деле могла привести к его импичменту, чего он опасался; он должен был это сделать. На этот счет имелись и другие соображения. Пассивность могла причинить вред его президентству, что было далеко не его личным делом; с ним угасли бы все надежды, которые возродили его выборы. Хрущев мог не ожидать успеха Кеннеди либо желать ему поражения, но если бы ему это удалось, даже тайно, то это была бы убедительная демонстрация силы Советов, имеющая непредсказуемые последствия. По меньшей мере, это почти наверняка привело бы к поражению демократов на выборах в 1962 и 1964 годах, и Соединенные Штаты были бы оставлены на милость правых республиканцев. За рубежом удар по американскому престижу мог разрушить Западный альянс до основания. Кеннеди не мог покорно уступить намерениям Советов, так как если бы он это сделал, то оставил бы мир в еще большей опасности, чем тогда, когда он вступил на пост президента. С другой стороны, если бы Кеннеди или кто-либо другой понял всю меру риска, в который они пустились, то они бы неохотно — очень неохотно — на все это согласились. Опасность просчета или неудачи, тяжело легшей на плечи президента, оказалась больше, чем он предполагал.

Как бы то ни было, риск был большой. Одним из мучивших Экс-комм вопросов была непредсказуемость советского руководства. Кеннеди был разгневан всей той ложью, которую ему приходилось выслушивать (в четверг 18 октября он, встретившись с Андреем Громыко, был вынужден принимать уверения в том, что СССР почти ничего не предпринимает на Кубе), и беспокоился еще больше: почему Хрущев предпринял эту большую и нехарактерную для него игру, подвергнув весь мир опасности по столь незначительной причине? Дин Раск считал, что это могло быть обманным маневром, чтобы отвлечь внимание Соединенных Штатов, в то время как главный удар обрушился бы на Берлин, «но я должен сказать, что не вижу смысла, зачем Советам было заходить так далеко, если только не в случае, что они сильно переоценили значение Кубы для своей страны»[210]. Дезориентированные таким образом, американцы были бы вынуждены принимать решения, оставаясь в неведении. Объединенный комитет начальников штабов, как обычно, не сомневался: следует бомбардировать Кубу и затем вторгнуться на ее территорию — таков был их совет. Казалось, все, кроме Максвелла Тейлора, были неспособны понять, что эта стратегия могла иметь неприемлемые последствия: например, длительная война с Советским Союзом. Столь же небезопасно было как оставаться в бездействии, так и предпринимать слишком многое. Так где же находилась золотая середина?

Экс-комм считал, что все аргументы за и против возможных вариантов были взвешены: каждая причина была серьезно обоснована[211]. Так что человеческий фактор был решающим. Американская конституционная система возлагала окончательную ответственность на человека: президента. Все восходило к суждению Джона Ф. Кеннеди (его любимое выражением) — к его характеру, уму и опыту. И он тоже знал это. Глядя из окна своего офиса, он говорил Дину Ачесону: «Я думаю, что за эту неделю я заслужил свое жалование»[212]. Его критичный юмор редко покидал его, даже в дни кризиса. Но он не смог скрыть от своего брата по крайней мере то, сколь большое он испытывал напряжение. Наблюдая его в не самый лучший момент, в среду 24 октября, когда ожидали, воспримут ли русские серьезно американскую блокаду, Бобби вспоминал, как он выглядел в те ужасные дни сразу после смерти их старшего брата, или в те моменты, когда его собственная жизнь висела на волоске: «Он закрыл рукой рот. Все время сжимал и разжимал кулаки. Лицо вытянулось, в глазах застыла боль, они почти почернели. Мы смотрели друг на друга через стол»[213]. У Джека Кеннеди было достаточно воображения, чтобы понять всю меру своей ответственности. К его чести, он не сломался. Пожалуй, за все время кризиса он был самым молчаливым человеком в Белом доме.