Джон Кеннеди

Следующий урок (который принес пользу многим, помимо Кеннеди) завершился в сентябре 1962 года, когда Джеймс Мередит, черный гражданин, воодушевленный выступлениями Кеннеди, подал заявление на обучение в университет Миссисипи. Последовавшее за этим стало, возможно, самой решительной битвой в борьбе за гражданские права, поворотным пунктом, после которого изменились все условия.

Личная позиция Мередита была лишь небольшой деталью во всей конфронтации. Он настаивал на правах, которые нельзя было легально отрицать; это стало возможно благодаря его упрямому, почти замкнутому характеру, который поддерживал его в периоды враждебности и физической опасности, что вполне могло бы сломать гораздо более слабого человека. Но с его упрямым геройством случай мог обернуться серьезными препятствиями, и это произошло, когда Отрин Люси (что не было ошибкой в ее случае) исключили из университета Алабамы в 1956 году.

Позиция федерального правительства была двойственной. Исполнительная власть была обязана по конституции защитить права Мередита, и на то была далеко нацеленная историческая причина, чтобы поступить таким образом: чем скорее Юг приготовится к трудностям и примет десегрегацию, тем лучше будет для всех. Чтобы чего-то достичь, надо было действовать быстро. Но администрацию Кеннеди также интересовала политика вопроса. Пиррова победа в Миссисипи, которая стремительно открыла двери университета перед Мередитом, но расстроила программу администрации в конгрессе и привела к проигрышу демократов на выборах 1962-го и 1964 годов, в некотором отношении была хуже поражения. Как в деле о демонстрациях за свободу, Кеннеди надеялись прийти к разумному соглашению с местными политиками и избежать применения войск. Этот поиск разумного стоял в самом центре политического стиля Джека Кеннеди, его девизом скорее могло бы стать «давайте обсудим вместе», чем для Линдона Джонсона его идея обсуждения, немногим отличающаяся от запугивания. Но теперь в Миссисипи дали волю чувствам, и большую часть отдаленных уголков Юга уже нельзя было пронять здравым призывом. Ку-Клус-Клану снова развязали руки, и запахло кровью.

Тридцать лет спустя, возможно, легче понять гневное недоумение президента Кеннеди, чем в его время. Казалось, он встал против компании сумасшедших[260]. Название книги того времени «Далекий Юг никогда не скажет» точно отражает позицию, но позиция была бессмысленна. Структура власти сегрегационистского Юга поддерживалась со дня ее учреждения с помощью насилия и крючкотворства, обе подпорки теперь рушились под давлением высшей власти в лице федеральных судов, федеральной исполнительной власти и даже конгресса. Афроамериканцы, хотя все еще оставались в стороне, теперь были способны как никогда ранее эффективно заявлять о своих правах как американских граждан, и их нельзя было остановить. Если прилив отдавал один ярд, то захватывал три. Здание всего современного мира изменялось, чтобы накопить силу неевропейских народов (как вскоре поняли Соединенные Штаты в Индокитае); движение за гражданские права было частным проявлением гораздо более широких сдвигов. Наконец, весь Юг наполнился переменами, становясь более городским, индустриальным, современным: его лидеры бизнеса не могли допустить существования, как и основная часть белого населения более не поддерживала в действительности, системы несправедливости в сельских районах, которая стояла на пути прогресса и процветания. Короче говоря, сегрегированный Юг представлял собой карточный домик, который начал рассыпаться. Кеннеди ясно это видел и был очень озадачен и огорчен отказом лидеров Юга заглянуть в лицо фактам.