Джон Кипящий Котелок

Он пообещал быть, даже не поинтересовавшись, что я замышляю.

В тот момент я был сильно обеспокоен предупреждением Дэнни Джунипера о том, что его могут убить прежде, чем он даст показания, поэтому решил быть с ним до тех пор, пока не будет зафиксировано на бумаге все, что он расскажет о шайке.

Глава 16 САМЫЙ НАДЕЖНЫЙ КАРАУЛ

Я собрал нескольких храбрецов во главе с Таккером, по прозвищу Кролик, объяснил им, что мне нужно усилить караул вокруг тюрьмы, и выразил надежду, что никто из них в этот вечер не притронется к выпивке, а также что все будут держать язык за зубами. Кролик с радостью взялся мне помочь и предложил в помощь еще с полдюжины надежных людей. Я с благодарностью отказался, прикинув, что набранных людей вполне достаточно, тем более что сам Грешам тоже обещал прийти на подмогу. Затем отправился к Тому Кеньону.

Том, когда я к нему зашел, наспех заканчивал ужин, торопясь в тюрьму, которую покидал с неохотой даже на незначительное время. Во-первых, потому, что боялся упустить пленника, а во-вторых, потому, что в обществе вооруженных людей ему самому было спокойнее. Ведь те, кто сторожил Джунипера, в то же время охраняли и его от длинных рук индейского вождя.

Бедный Том! В этот день он был на взводе. Лицо его осунулось, на лбу глубже обозначались морщины, под глазами появились красноватые мешки, губы дрожали. При каждом шорохе руки Кеньона дергались к револьверам. Несмотря на все предосторожности, жить ему оставалось лишь пару часов, однако сейчас к его возбуждению примешивалась радость — весть о готовящемся признании Джунипера вселила в него надежду.

Первым делом я спросил, выполнил ли он мой наказ. Том побожился, что никому не сказал ни слова, кроме жены.

— Женщине?! — простонал я. — Тогда считай, что об этом уже знает весь город! Черт побери, Том! Если с тобой что-нибудь случится, ты это заслужил!

Кеньон сразу засуетился и потащил меня в столовую, где его жена убирала посуду. Там он велел ей торжественно поклясться, что она никому не сболтнет о том, что от него узнала. После того как Том напустил на жену страху, а она поклялась, я на всякий случай тоже ей пригрозил, что ее болтовня может стоить мужу жизни.

Оставив женщину в полном смятении, мы пошли в тюрьму. По дороге Том внезапно замер и всплеснул руками.

— Шерберн, — произнес он в отчаянии, — по-моему, мы перестарались! Нельзя было ей говорить, что дело настолько серьезно.

— Почему?

— Потому что теперь она точно не выдержит. Ей обязательно нужно будет поделиться новостью хотя бы с одним человеком.

— Ерунда! — попытался я его разуверить. — Твоя жена производит впечатление очень толковой женщины, вряд ли не сдержит своего обещания!

— Эх, Шерберн, ты еще очень молод, — заявил Кеньон. — Поверь женатому человеку, ни черта ты в бабах не понимаешь!

Это меня задело. Холостяк всегда считает себя умнее женатого. А тот еще и претендует на то, что понимает женщин лучше, по той лишь причине, что одна из них имела неосторожность стать его женой. Тогда я еще не знал, что слова Тома мне припомнятся.

Однако в тот вечер я сделал для Тома Кеньона все, что мог, так же как и для Джунипера и всего нашего городка.

Но прежде чем расскажу об этом, должен вкратце описать месторасположение тюрьмы.

Начну с того, что, как и большинство городков на западе Соединенных Штатов, Эмити застраивался без всякого плана — как кому в голову взбредет. Наверное, дело было так: сначала волки и лисицы, а заодно убегавшие от них кролики, проложили тропу через горное ущелье, которая выводила их к воде. Они слегка примяли траву, и тропинка стала приметной для рогатого скота. А когда по ней к водопою и обратно походили волы и бизоны, ее уже мог различить и человеческий глаз. Люди двигались по ней на лошадях и в повозках; копыта и колеса сбивали кустарник, стачивали камни и утрамбовывали землю, так что в конце концов получилось некое подобие дороги.

Вдоль нее и стали появляться первые домики, обращенные к ней фасадом. Они жались друг к другу, словно отчаянно желая общества. Когда бы я ни шел по такой улице, мне всегда было интересно: почему это она поворачивает у того места, а не у другого? Может, самому первому волку именно здесь почудилась опасность и он внезапно отскочил в сторону? И так у каждого поворота.

Мне казалось, что любой угол, любой изгиб — это метка, оставленная страхом или подозрительностью какого-нибудь животного. Тем более такое приходило на ум возле острого излома, у которого стояла тюрьма. Что почуял здесь серый хищник? Наверное, то же, что потом проникло в сознание людей и заставило их именно на этом месте построить тюремное здание.