Джон Кипящий Котелок

Несмотря на всю мою решимость, до Эмити я добрался не сразу. Оставалось не больше пары миль до города, когда вдруг что-то заставило меня отклониться от маршрута, как отклоняется стрелка компаса к залежам железа. Я решил заглянуть к Лэнгхорнам, и едва выехал на дорогу, ведущую к ранчо, как откуда-то из-за камней на нее свернула и Дженни. Я так обрадовался, что издал индейский боевой клич. Она повернулась и, остановив лошадку, замерла в седле. Девушка так и сидела без движения, пока я к ней не подъехал. И будь я проклят, если у нее по щекам не катились слезы!

— Вот черт! — поразился я. — Ты ли это, Дженни? Как это на тебя не похоже!

— Он сказал мне, что ты никогда не вернешься, — пояснила она. — И я… я почти поверила ему. Но теперь больше не поверю ни единому его слову. Ненавижу его! Низкий лжец!

— Господи! — выдохнул я. — Уж не о Грешаме ли ты говоришь?!

— Да, о нем!

— Но он… — начал было я и тут вспомнил. — Знаешь, это я перед отъездом написал ему, что вряд ли вернусь, так что он тут ни при чем…

— Не хочу больше о нем говорить, — перебила меня Дженни. — Не хочу о нем даже думать! Для меня он больше не существует!

Стоило ли спрашивать, кто для нее существовал? Я заключил в объятия ту, которая предпочла меня великому Питеру Грешаму, и прочел ей две главы из ненаписанного романа, где все слова были лишь о том, что нет на свете девушки лучше ее и краше. Кажется, история понравилась Дженни, и не знаю, сколько еще мы вели бы себя как дети, если бы ииз-за холма не показались двое работников ее отца, заставив нас отпрянуть друг от друга. Мы поехали к ней домой. Там я попал в лапы майора Лэнгхорна, и он долгое время излагал мне одну из своих гениальных идей, осуществив которую человечество могло бы раз и навсегда удовлетворить свою потребность в электрической энергии. Он предлагал изготовить гигантские линзы и установить их над пустыней; солнечные лучи будут фокусироваться на больших котлах, вода в них, превращаясь в пар, станет вращать турбины, от которых во все уголки планеты, где только есть нужда в электричестве, будут расходиться провода. Разумеется, система может работать только днем, но, как он глубокомысленно подметил, многие промышленные предприятия вполне могут обходиться по ночам без электричества. Мистер Лэнгхорн даже рассчитал стоимость линз, и все шло гладко, пока я не спросил, откуда он возьмет в пустыне столько воды.

Об этом он не подумал, поэтому стал напряженно тереть лоб. Однако по виду майора нельзя было сказать, что его затея зашла в тупик, она всего лишь претерпела небольшую заминку. Мы с Дженни посмотрели друг на друга и, дурачась, выкатили глаза. А вскоре я стал собираться в Эмити — на сей раз уверенный, что больше никуда не сверну.

К городу я подъехал новым человеком. До встречи с Дженни казалось, что я взвалил на себя ношу, которая мне не по силам; теперь же, когда проблема наших отношений столь благополучно разрешилась, любое дело мне было по плечу.

Уже совсем стемнело. Никем не замеченный, я подошел к отелю. Обогнув здание, отпер дверь с задней стороны и стал подниматься по лестнице в мою комнату — точнее говоря, в номер, который когда-то была моим. Оказавшись в хорошо знакомом помещении, я решил собраться с мыслями и хорошенько обдумать дело, которое меня сюда привело.

Прежде всего, конечно, нужно было повидаться с Грешамом и рассказать ему все, что случилось со мной после того, как я выехал из Эмити. Или нет, может, и его не стоило ни во что посвящать? Что ж, подумал я, это я пойму при встрече по его глазам.

Несмотря на все мои опасения, меня переполняла гордость. Я сумел втереться в доверие к бандитам, мог то появляться среди них, то исчезать, когда мне заблагорассудится, и теперь уже ничто не мешало мне накрыть всю шайку-лейку, собрав для этого лучших людей городка с самим Грешамом во главе! Чем дольше я об этом думал, тем сильнее утверждался во мнении, что, пожалуй, следует выложить ему все начистоту.

Останавливала меня лишь глупая гордыня — я не хотел показываться Питеру на глаза после того, как столь торжественно объявил, что отбываю навсегда.

Вот так напряженно я размышлял, когда меня вдруг отвлек звук проворачиваемого в замке ключа.

— В чем дело? — крикнул я угрожающе.

Вместо ответа раздалось шуршание бумаги, и из-под двери показался сложенный листок. У меня волосы встали дыбом, ведь нервы были на пределе, поэтому даже такая ерунда могла напугать. Я вскочил с кресла и, метнувшись к двери, схватил бумажку. Но если до этого был просто напуган, то, ознакомившись с посланием, едва не лишился чувств. Потому что на листке корявым детским почерком, который я видел совсем недавно, было выведено:

«Убирайся из Эмити! За тобой уже идут!»