Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни

Держу Йоко крепко, когда этот “деятель” заходит в палату. Он вряд ли вообще замечает, что Йоко бьется в этих долбаных конвульсиях, идет прямо ко мне, улыбается, жмет руку и говорит: “Я всегда хотел познакомиться с вами, господин Леннон, мне всегда нравилась ваша музыка”. Я начинаю орать: “У меня жена умирает, а вы хотите о музыке поговорить!”».

Для Джона стало настоящим «чудом, что все обошлось». Впав в экстаз, он объявил прессе: «Я чувствую себя выше Эмпайр Стейт Билдинг!» Соседям в «Дакоте» Ленноны сообщили приятное известие с помощью плаката «У нас мальчик!», который повесили в одном из окон 72-й квартиры, выходящем во двор дома (80).

Незадолго до пятого дня рождения Шона Джон постоянно размышлял о всепоглощающей привязанности к малышу: «Я по-прежнему радуюсь, когда вижу Шона. Он появился не из моего чрева, но, Богом клянусь, я помог ему состояться, потому что я был рядом каждый раз, когда он ел, когда он спал, когда он плавал, как рыба». Потом Джон добавил: «Шон самая моя большая гордость» (81).

Понятно, Джон никогда не назвал бы Шона помехой. Но муза общалась с ним урывками, что продолжало сеять хаос в его творческой жизни. Правда, авторский ступор едва ли был для него чем-то новым. Еще в июне 1973 года Джон признался в творческом кризисе одному журналисту, когда они с Йоко были на первой Международной феминистской конференции в Гарвардском университете. «Я или пишу песни, или у меня ничего не выходит, – поделился он тогда. – Написание песен становится работой. И убивает музыку. Все равно как из школы уходишь и не хочешь книжку читать. Каждый раз, когда я берусь за гитару, – одна и та же история. У меня такое чувство, словно я дышу самую малость. Мне нужен кислород».

В осенние месяцы 1977 года Джон уже мог обойтись без кислорода – его творческий застой стал не таким беспросветным, когда Ленноны вернулись в Нью-Йорк после довольно долгого пребывания в Японии (82).

Он сочинил несколько новых фрагментов для песен, а главное – Free As A Bird[35], песню, которая скорее всего возникла по благополучному завершению многолетней иммиграционной эпопеи – долгожданная «зеленая карта» была обретена, и Леннон мог свободно путешествовать за пределы Соединенных Штатов, не опасаясь, что ему запретят въезд обратно.

Широко известный иммиграционный кризис дорого обошелся бывшему битлу и его семье, и эта затянувшаяся юридическая схватка, вне всякого сомнения, ударила по его робкой и такой непостоянной музе.

Впервые администрация президента (Ричарда Никсона) обратила свой пристальный параноидальный взгляд на Джона из-за его антивоенных акций, когда они с Йоко решили перебраться в США в 1971 году. В том году были выпущены три пацифистски заряженных сингла – Power To The People, Imagine и Happy Xmas (War Is Over), сделав голоса Джона и Йоко самыми громкими в среде «новых левых». Ситуация накалилась до предела в феврале 1972-го, когда с подачи американского общественника Джерри Рубина возник слух, будто Джон собирается участвовать в антиниксоновском концерте «новых левых» в Сан-Диего, когда проходил Национальный съезд республиканцев. Те опасались, что присутствие Джона может повредить Никсону в его усилиях по переизбранию. А то и поспособствует срыву съезда, как было с Национальным съездом Демократической партии в Чикаго в 1968 году[36]. Сенатор Стром Турмонд стал автором записки, в которой говорилось, что «отменить визу Леннона было бы правильной стратегической контрмерой».

Помимо того что Джон видел свое имя в печально знаменитом никсоновском «Списке врагов», он включился в изнурительную четырехлетнюю борьбу под водительством адвоката Леона Уайлдса, чтобы добиться «зеленой карты», а уж этого Служба иммиграции и натурализации США всеми силами пыталась не допустить, опираясь на обвинение Джона в хранении наркотиков в 1968 году в Британии. У него конечно же были защитники, помимо адвокатов. В своем письме в поддержку Леннона Боб Дилан провозгласил: «В этой стране так много места и пространства. Дайте Джону и Йоко остаться!» Обозреватель-ветеран New York Times Пит Хэмилл, используя более прямолинейный подход, без экивоков написал, что «Джон Леннон сделал бы этот город лучше, просто появившись в нем» (83).

При поддержке Уайлдса, Джон перенес свою иммиграционную схватку на телевидение, появившись однажды в программе Тома Снайдера «Завтра». Это была любимая программа Джона, он смотрел ее с фанатичным постоянством, а тут вдруг сам стал ее героем и рассказал о своих проблемах. В октябре 1974 года Джон проделал то же самое в программе спортивного журналиста Говарда Коселла «Разговоры обо всем».

Когда Снайдер довольно жестко спросил, почему ему хочется жить в стране, которая настроена его депортировать, Джон ответил: «Потому что мне хотелось бы жить на земле свободных, Том»[37].