Джон Леннон в моей жизни

Как-то вечером, бездельничая со мной в своей домашней студии в Кенвуде, Джон завел разговор о состоянии Брайана. «С Эппи творится что-то ужасное, — мрачно сказал он. — Его голова забита черт-те чем, и всех нас это очень беспокоит. Но мы ни х…я не представляем, что тут можно поделать. Нам остается только идти своим путем — и все. Послушай-ка вот это», — добавил он, поставив на магнитофон «Бруннель» какую-то кассету. Из динамиков понеслось едва ли не самое душераздирающее представление, когда-либо слышанное мной. С трудом только можно было догадаться, что это человеческий голос, постоянно стонущий, бормочущий и орущий что-то, выдавая порой отдельные слова, не имевшие однако никакого смысла или связи. Несомненно, этот человек пребывал в состоянии сильнейшего эмоционального стресса — и скорее всего, под влиянием каких-то чрезвычайно сильных наркотиков.

«Что это за х…ня?» — спросил я скептически.

«Ты что, не узнаешь голос? Это же Брайан! Он записал это для меня в своем доме. Не знаю, зачем он мне это послал, но он явно пытается мне что-то сказать — и х… его разберет, что именно! Похоже, он уже просто не может нормально общаться с нами…»

На следующие выходные я остался с семьей на острове Хэйлинг, чтобы традиционо в августовские дни позагорать на пляже. БИТЛЗ были в центре внимания, ибо их медитация в Уэльсе неизбежно стала цирковым представлением для средств массовой информации, когда в воскресенье днем все радио и телепередачи были прерваны для краткого сообщения о том, что Брайана Эпстайна только что обнаружили мертвым в спальне его лондонского дома.

Большую часть того вечера я просидел в ошеломленном молчании возле своего телевизора. Глядя на непрерывные репортажи о смерти 32-летнего Эпстайна, я снова и снова вспоминал ту запись, прокрученную в доме Джона. Услышав о немедленном возвращении потрясенных БИТЛЗ в Лондон, я решил поехать на следующее утро к Джону и оказать ему свою поддержку.

Когда примерно через 12 часов я ехал к его дому, на небе не было ни облачка и, казалось, вся страна пребывает в праздничной атмосфере последнего летнего уик-энда. Когда я уже подъезжал к Уэйбриджу, по радио звучал хит «Прокол Харум» «Whiter Shade Of Pale», который был фаворитом всего окружения БИТЛЗ, в том числе и Брайана Эпстайна. Волшебная музыка сделала залитую солнцем английскую сельскую местность еще более идиллической, и то, что столь грустный день может быть вместе с тем настолько прекрасным, поразило меня, как жесточайшая ирония.

К моему великому удивлению выяснилось, что Джон вовсе не считает такую погоду неподходящей. Когда я застал его сидящим на кирпичной стене, окружавшей дом, он приветствовал меня улыбкой до ушей. «Здорово, Пит, ну, как дела? — весело спросил он. — Чудный денек, правда?»

«Да, конечно, запинаясь пробормотал я, — но как же с такими х…ми новостями о Брайане?»

«Да, это тяжело, — согласился он. — Это дурные вести. Но мы сейчас должны думать о Брайане только хорошее и веселое, и тогда с ним все будет в порядке. Махариши объяснил нам, что смерть — это только видимость, и что мы не должны отчаиваться и переживать. Мы все должны теперь думать о нем только с хорошей стороны — и тем самым помочь ему дойти туда, куда он сейчас идет.»

Хотя меня эта трансцендентальная логика не слишком убедила, я испытал определенное облегчение от того, что Джон так стойко держится. Я ожидал застать его подавленным и жалким и нуждающимся в дружеском утешении. Но, оказалось, наоборот — Джон решил подбодрить меня мудрыми словами Махариши.

БИТЛЗ с такой готовностью хотели отдать бывшему менеджеру все свои «добрые флюиды», что 17 октября едва не явились в лондонскую синагогу на Эбби-роуд в своих самых цветастых одеждах. В конце концов, однако, их убедили надеть скромные темные костюмы из уважения к чувствам матери Брайана — Куини.

К тому времени экспертиза установила, что Брайан умер от случайного превышения дозы снотворных таблеток. Но лично Джон оставался сторонником того, что Брайан на самом деле совершил самоубийство. Это, конечно, не означает, что роковая доза таблеток была принята умышленно. Однако, сильные страдания Брайана из-за неминуемого разрыва с БИТЛЗ, наряду с его безрассудно саморазрушительным образом жизни привели, по крайней мере, к тому, что его уже не волновало, умрет он или нет.

В то же время Джон продолжал считать, что Брайан умер только в физическом смысле и что с его духом по-прежнему можно общаться. Для этого он даже пригласил в Кенвуд профессионального медиума. Мне посчастливилось приехать к Джону за несколько часов до этого события, и я был настолько заинтригован, когда он рассказал мне об этом, что попросил его разрешить мне присутствовать.

«Нет, Пит, ты уж извини, — ответил Джон, — но там должно быть только нас четверо.» Это было единственным на всей моей памяти случаем, когда меня исключили из какой-то деятельности группы, хотя, конечно же, я понимал, что кому-то еще, кроме БИТЛЗ, будет неуместно присутствовать при этом.