«Эта книга — как гром с ясного неба. Сказать, что с ней в наш век, с его почти патологическим отсутствием романтизма, внезапно вернулся героический эпос во всем своем беззастенчивом великолепии и высокопарности, — значит ничего не сказать. Для нас, живущих в эту странную эпоху, это возвращение — и утешение, с ним связанное, — несомненно, очень важно. Но для самой истории романа истории, восходящей ко временам «Одиссеи» и далее в глубь веков, — это не возвращение, а прогресс, более того — революция, завоевание новой территории». Эта рецензия на «Братство Кольца» появилась в журнале «Тайм энд тайд» 14 августа 1954 года, через несколько дней после выхода книги. Ее автором был К. С. Льюис.
Быть может, Льюис немного переборщил, написав аннотацию, а потом еще и рецензию, но ему хотелось сделать все, чтобы помочь Толкину. Правда, перед тем, как отправить текст для обложки Рейнеру Анвину, Льюис предупредил Толкина: «Даже если мой отзыв устроит вас обоих, советую подумать дважды, прежде чем его использовать: меня теперь не любят и, кажется, чем дальше, тем сильнее, так что мое имя может принести больше вреда, чем пользы». Слова эти оказались пророческими: не один критик из тех, что давали рецензии на книгу в августе 1954–го, продемонстрировал просто из ряда вон выходящую враждебность по отношению лично к Льюису и использовал (или потратил) немалую часть объема своей статьи на то, чтобы высмеять Льюисово сравнение Толкина с Ариосто. Эдвин Мьюир писал в «Обзервере»: «Только настоящий шедевр способен пережить тот залп похвалы, что обрушился на него с обложки», и, хотя Мьюир признавал, что книга ему понравилась, он заявлял, что остался разочарован «недостатком человеческой беспристрастности и «глубины, каких требовал сюжет. Мистер Толкин, — продолжал Мьюир, — описывает грандиозный конфликт между добром и злом, от которого зависит будущее жизни на земле. Но все добрые у него неизменно добры, а все злодеи злы до мозга костей; в его мире нет места фигуре злого и в то же время трагичного Сатаны». Очевидно, мистер Мьюир совсем забыл о Голлуме — и злом, и трагичном, и почти что достигшем искупления [Нельзя не отметить, однако, что если мистер Мьюир рецензировал только «Братство Кольца», то об этом он мог и не знать]. Несколько критиков придрались к стилю Толкина — в частности, Питер Грин из «Дейли телеграф» писал, что он «колеблется между прерафаэлитами и детским журнальчиком», в то время как Дж. У. Ламберт в «Санди тайме» заявлял, что у романа две странные особенности: «полное отсутствие какого бы то ни было религиозного духа и, по сути дела, полное отсутствие женщин» (ни то ни другое нельзя назвать вполне справедливым, однако же оба заявления позже были неоднократно повторены другими критиками). Но при всем при том было также много рецензий восторженных, и даже среди насмешников некоторые склонялись к положительной оценке. Грин из «Дейли телеграф» поневоле признавал, что книга, «несомненно, завораживает», в то время как Ламберт из «Санди тайме» писал: «Что же это? Эксцентричный бред с идеей? Нет, благодаря энергии и яркости повествования книга поднимается выше этого уровня». Возможно, самое толковое замечание сделал обозреватель «Оксфорд тайме»: «У людей строгих и практичных на этот роман времени не найдется. Те же, чье воображение ждет только искры, чтобы воспламениться, будут полностью захвачены повествованием, сделаются участниками похода, полного событий, и пожалеют, что впереди еще только два тома».
Рецензии были достаточно благоприятными, чтобы способствовать продажам, и вскоре сделалось ясно, что на удовлетворение спроса трех с половиной тысяч экземпляров первого тома не хватит. Поэтому через полтора месяца после публикации заказали новый тираж. Сам Толкин писал: «Что до отзывов, они куда одобрительнее, чем я рассчитывал». В июле он посетил Дублин, чтобы получить почетную степень доктора литературы в Национальном университете Ирландии. В октябре он снова отправился за границу: ему присвоили еще одну почетную степень, в Льеже. Все эти поездки и другие дела сильно замедляли работу над приложениями к «Властелину Колец». Текст третьего тома был уже набран. Толкин решил изъять несколько сентиментальный эпилог с участием Сэма и его детишек. Однако печатать третий том не представлялось возможным, пока не будут готовы приложения, а также подробная карта Гондора и Мордора, которую Толкин теперь считал необходимой, и указатель имен и названий, обещанный в предисловии к первому тому.