Джон Р. Р. Толкин. Биография

Весь следующий день они провели в Рюбампре, занимаясь физподготовкой и упражняясь в штыковом бое. В пятницу, 30 июня, их переместили в другую деревушку, ближе к линии фронта. И на следующий день, рано утром, грянуло сражение. Их батальону не полагалось участвовать в действиях: их намеревались держать в резерве и бросить в бой только несколько дней спустя. Главнокомандующий, сэр Дуглас Хейг, рассчитывал, что к этому времени германская линия обороны будет прорвана и войска союзников смогут продвинуться в глубь территории противника. Но вышло все иначе.

В 7.30 утра, в субботу, 1 июля, британские войска пошли в атаку. Среди них был и Роб Джилсон из ЧКБО, служивший в суффолкском полку. Они выбрались из окопов по лестницам, построились в ровные шеренги, как их учили, и медленно зашагали вперед — медленно, потому что каждый тащил на себе не менее шестидесяти пяти фунтов амуниции. Им сказали, что германская линия обороны практически уничтожена и колючая проволока порвана огнем союзников. Однако же все они прекрасно видели, что проволока целехонька, а когда шеренги приблизились к немецким окопам, оттуда застрочили пулеметы.

Батальон Толкина оставался в резерве. Их перевели в деревню под названием Бузенкур. Большинству пришлось стать лагерем в чистом поле, только некоторые счастливчики (и Толкин в их числе) поселились в хижинах. Было очевидно, что на поле битвы что–то пошло не так, как задумывалось: раненые поступали сотнями, многие из них — чудовищно изувеченными; целые отряды назначались копать могилы; в воздухе висела жуткая вонь разложения. На самом деле в первый день битвы полегло двадцать тысяч солдат союзников. Германская линия обороны не была уничтожена, заграждения из колючей проволоки почти везде оставались целы, и вражеские пулеметчики без труда косили шеренги англичан и французов, пока те приближались медленным шагом, представляя собой идеальную мишень.

В четверг, 6 июля, 11–й батальон ланкаширских стрелков тоже вступил в бой. Однако в окопы отправили только первую роту, а Толкин остался в Бузенкуре вместе с остальными. Он перечитывал письма Эдит с новостями из дома и снова просматривал свое собрание записок от прочих членов ЧКБО. Толкин беспокоился за Джилсона и Смита, которых бросили в самую гущу битвы, и испытал невыразимое облегчение, когда ближе к вечеру в Бузенкуре объявился Смит, живой и невредимый. Смиту предстояло несколько дней отдыха перед возвращением в окопы, и они с Толкином старались встречаться и беседовать как можно чаще. Они говорили о поэзии, о войне и о будущем. Один раз они отправились бродить по полю, где все еще колыхались на ветру красные маки, несмотря на то что в результате бомбежек поля постепенно превращались в бесформенную грязную пустошь. С нетерпением ждали вестей о Робе Джилсоне. В воскресенье вечером первая рота вернулась с позиций. Человек двенадцать было убито и более сотни ранено. Уцелевшие рассказывали ужасные вещи. И вот наконец в пятницу, 14 июля, пришла пора идти в бой Толкину с его второй ротой.

То, что испытывал сейчас Толкин, переживали до него тысячи других солдат: вышли ночью, долго шли от лагеря до позиций, потом, спотыкаясь, пробирались по ходам сообщения длиной в милю, ведущим на передний край, потом — долгие часы неразберихи и суматохи, пока предыдущая рота не уступила им наконец свое место. Связистов, таких, как Толкин, ждало горькое разочарование. В учебке все было аккуратно, понятно и разложено по полочкам, а тут они увидели кучу спутанных проводов и вышедшие из строя полевые телефоны, заляпанные грязью. Вдобавок ко всему по телефонам разрешалось передавать только наименее важные сообщения: немцы подключались к телефонным линиям и перехватывали приказы накануне атаки. Запрещены были даже рации, использующие морзянку. Так что вместо всех современных средств связи связистам приходилось полагаться на световые сигналы, сигнальные флажки или, на худой конец, курьеров или почтовых голубей. Хуже всего были убитые: повсюду валялись трупы, истерзанные и изувеченные осколками. Те, у которых сохранились лица, смотрели в никуда жутким, неподвижным взглядом. «Ничейная земля» за окопами была устлана вздувшимися, гниющими трупами. Везде царило запустение. Травы и посевы исчезли, втоптанные в море грязи. С деревьев посбивало листву и ветки, и вокруг стояли только покореженные, почерневшие стволы. Толкин до конца жизни не мог забыть, как он выражался, «животного ужаса» окопной войны.