Работа над словарем Толкину нравилась, да и коллеги пришлись ему по душе, в особенности компетентный К. Т. Онайонз. В течение первых–недель Толкину было поручено исследовать этимологию слов «warm», «wasp», «water», «wick» и «winter» [«Теплый», «оса», «вода», «лампа» (устар.) и «зима»]. Какие обширные познания для этого требовались, можно судить, взглянув хотя бы на опубликованный вариант этимологической справки к слову «wasp» («oca»). Слово не особенно сложное, однако в справке приводятся параллели из древнесаксонского, среднеголландского, современного голландского, древневерхненемецкого, средненижненемецкого, средневерхненемецкого, современного немецкого, общегерманского, прагерманского, литовского, старославянского, русского и латыни. Толкин обнаружил, что работа над словарем многому его научила, — и неудивительно! О периоде 1919—1920 годов (именно тогда он трудился над словарем) Толкин однажды отозвался так: «За эти два года я узнал больше, чем за какие–либо еще два года своей жизни». Выполнял он свои обязанности на редкость добросовестно, даже по меркам штата словаря. Доктор Брадли сообщал о нем: «Его работа говорит о на редкость углубленном знании англосаксонского, а также фактов и принципов сравнительной грамматики германских языков. Я могу без колебаний утверждать, что никогда прежде не встречал человека его возраста, равного Толкину в этом отношении».
От лаборатории до дома было совсем недалеко, так что Толкин пешком возвращался к ланчу, а ближе к вечеру — к чаю. Доктор Брадли смотрел на отлучки и опоздания сквозь пальцы, да к тому же от Толкина вовсе и не требовалось целыми днями сидеть на работе. Предполагалось, что он, как и многие другие ученые, трудившиеся над словарем, в свободное время пополняет свои доходы преподаванием в университете. Толкин дал знать знакомым, что готов брать учеников, и колледжи мало–помалу начали откликаться — в первую очередь женские, поскольку Леди–Маргарет–Холл и Сент–Хью–Колледж очень нуждались в ком–нибудь, кто преподавал бы их девицам англосаксонский, а Толкин обладал несомненным преимуществом: он был женат, а значит, учениц можно было отпускать к нему одних, без провожатой.
Вскоре они с Эдит решили, что могут позволить себе снять домик. Они нашли подходящий особнячок за углом, на 1–й Альфред–Стрит (ныне Пьюзи–Стрит). Толкины переехали туда в конце лета 1919 года и наняли служанку. Обзавестись наконец своим собственным домом было очень приятно. Они привезли туда фортепьяно Эдит, хранившееся на складе, и она наконец снова получила возможность регулярно заниматься музыкой — впервые за несколько лет. Эдит опять забеременела, но теперь она, по крайней мере, могла родить у себя дома и растить младенца в нормальных условиях. К весне 1920–го Рональд уже достаточно зарабатывал преподаванием, чтобы позволить себе отказаться от работы над словарем.
А тем временем он продолжал писать «Книгу утраченных сказаний». Однажды он даже выступил с чтением «Падения Гондолина» в Эссеистском клубе Эксетер–Колледжа. Студенческая аудитория приняла его хорошо. Среди этих студентов были два молодых человека по имени Невилл Когхилл и Хью Дайсон.
Но внезапно все семейные планы изменились. Толкин подал заявку на должность преподавателя английского языка в университет Лидса. Он почти не надеялся на успех, но летом 1920 года его пригласили на собеседование. На вокзале его встретил Джордж Гордон, профессор английского языка. Гордон до войны был значительной фигурой на оксфордском факультете английского языка, но Толкин его не знал, и, пока они ехали на трамвае через город к университету, разговор между ними не клеился. Они разговорились о сэре Уолтере Рали, профессоре английской литературы в Оксфорде. Толкин потом вспоминал: «На самом деле я был не особенно высокого мнения о Рали: во всяком случае, лектором он был не блестящим; но некий добрый дух подсказал мне назвать его «подобным небожителям». И этот отзыв был встречен благосклонно — хотя я–то всего лишь имел в виду, что Рали мирно почивает на лаврах, вознесенный на недосягаемые высоты, так что моя критика его никак не заденет. Прежде чем я уехал из Лидса, мне частным образом дали знать, что на работу я принят».
Дымный, чумазый, затянутый густым смогом, застроенный фабриками и рядами стандартных домов, Лидс выглядел не особенно гостеприимным. Здания университета, возведенные в конце викторианской эпохи, из разных видов кирпича, в псевдоготическом стиле, представляли собой жалкое зрелище по сравнению с тем, к чему привык Толкин. Так что он всерьез пожалел, что решил принять эту должность и перебраться на север.