Примерно в это же время соседка напротив, леди Агнью, пожаловалась, что ее нервирует старый тополь, растущий у дороги. Она говорила, что дерево загораживает от солнца ее палисадник, и боялась, что в сильный ветер тополь, чего доброго, рухнет на ее особняк. Толкин полагал, что ее страхи смехотворны. «Ветер такой силы, какой мог бы выворотить этот тополь и бросить на ее дом, — говорил он, — вполне мог бы снести этот дом вместе с ней самой без помощи дерева». Но тополь уже обрезали и обкорнали. Толкину удалось пока что спасти дерево, но тополь все никак не шел у него из головы. Ведь он сам сейчас тревожился «за Дерево, растущее внутри меня», за свою мифологию; и ему казалось, что тут есть некая аналогия.
Однажды утром он проснулся с готовой короткой сказкой в уме и тут же ее записал. Это была история о художнике по имени Ниггль[74], человеке, который, как и сам Толкин, непомерно много внимания уделял мелким деталям. «Он всегда подолгу возился с одним-единственным листиком, стараясь уловить его неповторимую форму и то, как он блестит на солнце и как переливаются на нем капельки росы. И все-таки Ниггль мечтал нарисовать целое дерево. Особенно много Ниггль возился с одной из своих картин. Сперва на ней появился лист, трепещущий на ветру, а за ним — дерево. Дерево росло, выпуская бесчисленные ветви и причудливые корни. На ветвях селились неведомые птицы — и им тоже надлежало уделить внимание. Потом вокруг Дерева и за ним, в просветах между листьями и ветвями, начала проступать целая страна».
В этой сказке, названной «Лист работы Ниггля», Толкин выразил свои худшие страхи, касающиеся его мифологического Древа. Он ощущал, что его, подобно Нигглю, оторвут от работы задолго до того, как она будет завершена. Если такая работа вообще может быть завершена в нашем мире. Ведь, только попав в иное, более светлое и яркое место, Ниггль обнаруживает, что Дерево его закончено, и узнает, что это на самом деле настоящее дерево, живая часть сотворенного мира.
Прошло несколько месяцев, прежде чем эта сказка была опубликована; но сам процесс ее написания помог Толкину избавиться от некоторых своих страхов и снова взяться за «Властелина Колец». Однако главный толчок ему дал Льюис.
Было уже начало 1944 года. «Властелин Колец» в течение многих месяцев лежал нетронутым, и Толкин писал: «Похоже, мои душевные силы и воображение окончательно иссякли». Однако Льюис заметил, что происходит, и принялся заставлять Толкина снова приступить к работе и закончить наконец роман. «Мне нужно какое-то давление, — говорил сам Толкин, — и я скорее всего откликнусь». В начале апреля он действительно вернулся к своему замыслу и начал писать то, что позднее стало книгой IV, в которой Фродо с Сэмом пробираются через болота к Мордору, где они надеются уничтожить Кольцо, сбросив его в Роковую Расселину.
Кристофера Толкина к тому времени призвали в ВВС и отправили в Южную Африку учиться на летчика (к большому огорчению его отца, который полагал ведение войны с неба аморальным и очень опасным). Толкин давно уже писал Кристоферу длинные письма, и теперь в этих письмах содержались подробные рассказы о том, как движется книга и как он читает ее братьям Льюисам и Чарльзу Уильямсу в «Белой лошади», их излюбленном пабе в то время. Вот несколько отрывков из писем: