Это и есть основная причина, по которой Толкин позволял себе отправлять в печать лишь малую часть написанного. Но труды, которые Толкин все же опубликовал в течение тридцатых годов, стали важным вкладом в науку. Его статью о диалектах в чосеровском «Рассказе Мажордома» необходимо прочесть любому, кто желает разобраться в местных вариациях английского языка XIV века. Она была зачитана в Филологическом обществе в 1931 году, но опубликована только в 1934-м, и то с типичными для Толкина извинениями, что текст, с точки зрения автора, недостаточно отредактирован и улучшен. А его лекция «Беовульф: чудовища и критики», прочитанная в Британской академии 25 ноября 1936 года и опубликованная в следующем году, открыла новую эпоху в истории литературоведческого анализа этой великой англосаксонской поэмы.
«Беовульф», говорит Толкин в лекции, это именно поэма, а не просто беспорядочная смесь различных литературных традиций, как предполагали другие комментаторы, и не материал для отвлеченных научных изысканий. В свойственной ему образной манере Толкин описывает отношение более ранних критиков к творчеству автора «Беовульфа» так: «Человек получил в наследство поле, на котором лежала куча старых камней, руины древнего замка. Сколько-то этих камней ранее ушло на постройку коттеджа, где жил сам этот человек, неподалеку от старинного дома его предков. А из остального человек взял и построил башню. Но пришедшие к нему друзья сразу же (даже не дав себе труда взойти на башню) определили, что камни эти некогда были частью более древнего здания. Поэтому они снесли башню, приложив к этому немалые усилия, с целью найти на камнях скрытые орнаменты или надписи или выяснить, где праотцы того человека добывали строительный материал. Некоторые, заподозрив, что под землей может лежать уголь, принялись копать шахты и о камнях вообще забыли. При этом все говорили: «Какая интересная башня!» Но еще они говорили (после того, как снесли башню): «Экий здесь беспорядок!» И даже потомки того человека, которым следовало бы поинтересоваться, чего он, собственно, хотел, вместо этого принялись ворчать: «Что за чудак! Это ж надо: использовать все эти древние камни только затем, чтобы построить какую-то дурацкую башню! Почему он не восстановил прежний замок? У него совсем не было вкуса!» А ведь с вершины этой башни было видно море!»
В своей лекции Толкин ратовал за то, чтобы восстановить наконец башню. Он утверждал, что, хотя в «Беовульфе» речь идет о чудовищах и драконе, это ничуть не снижает его ценности как героической поэзии. «Дракон — не пустая выдумка, — говорил Толкин своей аудитории. — Даже в наши дни (невзирая на критиков) найдутся люди, достаточно сведущие в трагических легендах и истории, наслышанные о героях и даже видевшие их своими глазами, которые тем не менее не могут устоять перед чарами змея».
Здесь Толкин говорил уже не как филолог и даже не как литературный критик, а в первую очередь как рассказчик историй. Подобно тому как Льюис сказал о его филологии: «Он побывал внутри языка», можно заметить, что, ссылаясь на дракона из «Беовульфа», Толкин рассуждал как автор «Сильмариллиона», а к тому времени — еще и «Хоббита». Он сам побывал в драконьем логове.
С тех пор как лекция была впервые опубликована, многие читатели «Беовульфа» выражали несогласие со взглядами Толкина на структуру поэмы. Но даже один из самых суровых критиков интерпретации Толкина, его бывший наставник Кеннет Сайзем, признавал, что эта лекция отличается от большинства работ в этой области «тонкостью восприятия и изяществом выражений».