Джон Рональд Роуэл Толкиен. Лучшие сказания

— Чего же еще хочешь ты? — спросил Моргот. — Ужели весь мир должен уйти в твое брюхо? Я не давал обета скормить его тебе. Владыка его — я.

— Так много мне не надо, — отвечала Унголианта. — Но ты забрал из Форменоса великие сокровища; я хочу получить их. Полной горстью ты насыплешь их.

И Моргот был принужден отдать ей камни, что нес с собой — по одному; с великой неохотой делал он это, а она пожирала их, и их красота навеки покидала мир. Все огромней и темнее делалась Унголианта, но жажда ее была ненасытна.

— Лишь левой рукой давал ты, — сказала она. — Открой теперь правую.

В правой руке Моргот держал Сильмарили — и, хоть и запертые в хрустальном ларце, они начали уже жечь его, и ладонь его терзала мука: но он ни за что не разжал бы ее.

— Нет! — ответил он. — Ты получила свое. Ибо лишь благодаря силе, что я вложил в тебя, сумела ты исполнить дело. Более ты не нужна мне. Этих творений ты не получишь. Они — мои навеки.

Но Унголианта сильно выросла, а он уменьшился, так как сила уходила из него; и она восстала на него; туча ее сомкнулась над ним и она окутала его липкой паутиной. Тут Моргот испустил ужасающий вопль, что отозвался в горах. Потому и зовется этот край Ла́ммоф — отзвуки его голоса навсегда поселились в нем, и каждый громкий крик в том краю пробуждает их, и все прибрежье до самых гор полнится воплями яростной муки. Крик Моргота был самым страшным и громким из всех, звучавших когда-либо на севере мира: горы тряслись, земля дрогнула, скалы треснули и разошлись. Глубоко и далеко был слышен этот крик. Под развалинами чертогов Ангбанда, в безднах, куда в спешке не заглянули валары, все еще таились балроги, дожидаясь возвращения своего Властелина; теперь они проснулись и, перенесясь через Хифлум, огненным смерчем примчались в Ламмоф. Пламенными мечами они разбили сети Унголианты, она отступила и обратилась в бегство, испустив черный дым, укрывший ее; и, бежав с севера, она пробралась в Белерианд и поселилась у подножья Эред Горгорофа, в темной долине, что после, из-за порожденного Унголиантой страха, звалась Нан Ду́нгорфеб, Долиной Ужасной Смерти. Ибо там, со времен разрушения Ангбанда, жили мерзкие твари в том же паучьем обличье; и она сочеталась с ними, а потом пожирала; и даже когда сама Унголианта сгинула неведомо куда, потомство ее жило там и плело свои мерзкие сети. О судьбе Унголианты не говорит ни одно предание. Однако, кое-кто считает, что она давным-давно исчезла, в неутолимом своем голоде пожрав самое себя.

Так страхи Йаванны, что Сильмарили будут поглощены Тьмой и канут в ничто, не сбылись; но они остались во власти Моргота. А он, освободившись, вновь собрал всех своих слуг, каких только мог найти, и пришел в развалины Ангбанда. Он заново отрыл обширные подземелья и казематы, а над вратами поднял трехглавые пики Та́нгородрима, темный дым всегда клубился вкруг них. Там бесцветными стали воинства его тварей и демонов, а раса орков, порожденная прежде, росла и множилась во чреве Земли. И Тьма темнее тьмы простерлась над Белериандом, и темна повесть тех лет; Моргот же отковал в Ангбанде железную корону, и нарек себя Королем Мира, в знак чего вставил в свою корону Сильмарили. Руки его были сожжены дочерна прикосновением к тем благим алмазам, и черными остались они навек: и никогда не оставляла его боль от ожогов, и вечна была его ярость от той боли. Никогда не снимал он короны, хоть вес ее и был ему тяжким бременем. Никогда не покидал он глубинных залов своей твердыни, направляя войска с северного своего трона; лишь раз тайно покинул он свои северные владения. И лишь раз за время своего владычества брал он в руки оружие.

Ибо теперь ненависть глодала его куда сильнее, чем во дни Утумно, когда гордыня его еще не была умалена, и ныне во владычество над своими прислужниками, в возжигание в них жажды зла вкладывал он свой дух. Тем не менее, величие его, как одного из валаров, до времени оставалось при нем, хоть и обращенное в ужас, и пред ликом его все, кроме самых могущественных, низвергались в темную бездну страха.

Когда стало известно, что Моргот бежал из Валинора и погоня была напрасной, валары долго сидели в раздумье среди тьмы в Кольце Судьбы, и майары и ваниары, рыдая, стояли вокруг; нолдоры же большей частью вернулись в Тирион и оплакивали свой затмившийся дивный город. Через погруженную во мрак Калакирию с темных морей вплывали туманы и окутывали его башни, и фонарь Миндона тускло светил во тьме.