Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ

Дон Хорхе — последний палач — был еще жив, притаился за камнем. Впрочем, однажды удача покидает всех. Он выстрелил, но промахнулся. Я заломил ему руку, отчего пистолет упал на землю.

— Как бы ты убил подобную мразь? — спросил Эдвард.

— Без пощады, — ответил я. — Так же, как ты — своего короля.

Эдвард схватил дона Хорхе за горло. Мой испанец совсем посинел, попытался что-то прохрипеть, но только зря ворочал языком. Я залез ему в карман и вытащил ключ. Дон Хорхе закрыл глаза. Соломон отвернулся. Испанец упал и больше уже не поднялся.

Я перевязал ногу его рубахой.

— Золото — вот лучшее лекарство, чем бы ты ни хворал — от зоба до подагры. Если мне придет срок помирать, два шиллинга вернут меня к жизни, — сказал я ребятам.

Эдвард подобрал палку, оперся на нее, как на трость, попытался откинуть со лба волосы, взъерошенные ветром, и у него в руке остались пряди. Он потер их в пальцах — мертвые завитки, покрытые запекшейся кровью.

Соломон едва переставлял ноги, как будто волок якорь по океанскому дну. Бонс, довольный собой, распевал всю дорогу до виллы дона Хорхе.

Я отпер погреб.

Перед дверью мы спросили у Бонса, как ему удалось сбежать. Он ответил, что освободился самым естественным для него способом. Когда дон Хорхе и остальные выводили нас из погреба, он проскочил внутрь, желая, как всегда, промочить горло, раскупорил бутылку, нализался и заснул.

— Я спал в бочке из-под рома, — признался он и добавил, что однажды хотел бы быть похоронен в такой же таре. — Правда, там было тесновато — у меня ногу свело, — но, будь я покойником, судороги мне были бы нипочем.

Следующим утром Бонс пробудился и так же ловко выскользнул вслед за доном Хорхе, когда тот отправился собирать фермеров.

Мы спустились в погреб, зажгли канделябры, и Бонс, приложившись к дежурной бутылке, плюхнулся на бочонок. Тот затрещал и лопнул одновременно с его штанами. Бонс оказался на груде обломков вперемешку с золотом, и его довольному виду в тот миг позавидовал бы любой царь вавилонский.

Я приказал ему раздобыть хваленых испанских скакунов, а Соломону — испанских же скатертей. Мы с Эдвардом распределили монеты, из каждой скатерти сделали по узлу, а узлы забросили на спины жеребцам, и тут я проклял всех испанцев, вместе взятых. Моя нога так болела, что пришлось перекинуть ее через луку седла и скакать упомянутым образом всю дорогу до замка с его пустым глазом. На сей раз я ему подмигнул.

Бонс домчал наш кеч к «Линде-Марии». Команда взревела «ура», как только заметила его парус.

Не успели мы подняться на борт, где плешивый Пью свистел в дудку, отмечая наше прибытие, как я заметил привязанного к мачте матроса. Из его груди торчали несколько сваек.

— По чьему приказу? — спросил я.

— Он вас поносил, — отозвался Бонс. — Пью сказал перед отъездом. Я тревожить вас не хотел — к чему вам знать домыслы этого пустобреха? Он говорил, что вы не годитесь в капитаны, что не вернетесь из Испании и что вам далеко до Черного Джона. Ну я и дал людям приказ. От вашего имени. — С этими словами Бонс просиял — верно, думал, что оказал мне услугу.

— Пью слышал, как мистер Бонс велел отправить пса на тот свет, — произнес Пыо с ухмылкой. — А он все не умолкал: говорил, что Эдвард тоже никчемный штурман, — так слышал Пью. Теперь-то уж он не станет вас чернить. Он не был вам верен, как старый Пью.

Эдвард отвесил Бонсу оплеуху.

— Приказы здесь раздает капитан, — сказал он. — Или я.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Бонс.

Испания послала нам последний порыв ледяного ветра, который наполнил наши паруса. Команда, разинув рты, смотрела на сокровища — первый добытый мной клад. Черный Джон кусал локти у себя в преисподней. Один за другим матросы потянулись вниз, унося в сундуки свою часть добычи. Я сказал Бонсу, что он тоже может идти в трюм, но он, как всегда, пригладил шевелюру и сказал, что лучше постоит на вахте.

Я избежал смерти от рук проклятых испанцев. Слушай же хорошенько, дружище. Петлей Сильвера не исправишь. Ты лишил меня корабля, но моя память и прегрешения остаются со мной.

Твои новые друзья никогда не стояли на шканцах. Никогда не озирали толпу головорезов, выстроившихся от бака до юта; никогда не видели звезд, мерцающих в полуночном небе. Никогда не чувствовали, как лоб трогает холодком от свежего бриза. Зато тебе все это не впервой. Ты стоял у руля. Ты бороздил океаны. Ты повелевал людьми. Ты видел звезды.

Моя смерть тебе не поможет. Ничто не в силах тебе помочь, поскольку ответы на все загадки — в моих руках.

Я стою за бизань-вантами и кляну тебя.

Опять этот жар.

Твой Маллет стучится в дверь, чтобы сказать, что море нынче ночью неспокойно. Должно быть, ему по вкусу мышьяк.

Оглядись же вокруг в последний раз. Я пущу тебя по миру, а твой корабль — в ломбард.

Где же Старый Ник? Я наступлю ему на хвост. Неужто он не считается со слухами? Вот бездельник! Или он намерен оставить меня без билета? А что это за птица стоит передо мной? Сам Черный Джон? Нет, пока я еще не намерен отплыть в его края. Дайте мне только догнать его трусливую душонку, и я вытру шпагу о его камзол, прежде чем заколоть снова.