Джон Толанд

Отметим еще несколько точек соприкосновения взглядов Толанда с этико-социальным учением стоицизма. Одно из положений последнего гласило: «Человек — гражданин мира». Согласно учению стоиков, космос, или Вселенная, представляет собой единое мировое государство, гражданами которого являются все люди. Эту идею развивал, в частности, Сенека в своих письмах: «Вселенная, которую видишь, обнимающая весь божественный и человеческий мир, образует единство: мы — члены единого тела. Природа создала нас родными друг другу, поскольку она сотворила нас из одной и той же материи для одних и тех же целей» (цит. по: 15, 1, 506). Такое же мироощущение, получившее уже в античности наименование космополитизма[28], встречаем мы и у автора «Пантеистикона». «Солнце — мне отец, земля — мать, мир — отечество, все люди — родные» (4, 1, 365) — такой ответ дает Толанд на обращенные к нему гомеровские вопросы: «Кто ты? Кого земляками зовешь? Откуда ты родом?» В основе подобных представлений лежал, как мы знаем, абстрактный подход к общественной жизни, неисторический взгляд на человека и общество. Толанд, как и другие просветители, мечтал о царстве разума на земле, которое должно было покончить не только с суевериями, но и с несправедливостью. Иллюзорный характер представлений о возможности в рамках частнособственнических отношений утвердить справедливость и равенство достаточно хорошо известен, чтобы на этом специально останавливаться. Но как писал Ф. Энгельс, «великие мыслители XVIII века, так же как и все их предшественники, не могли выйти из рамок, которые им ставила их собственная эпоха» (1, 20, 17). И все же нельзя не отметить демократизм и гуманистическую направленность призыва автора «Пантеистикона»: «Будем называться равными и братьями» (4, 1, 379).

Одной из идей, развивавшихся стоиками, была идея неумолимой судьбы-логоса, направляющей все мировые события, определяющей течение жизни каждого человека. Идею судьбы, за которой стоит безличный верховный разум, разделяли и толандовские пантеисты. Вот лишь некоторые примеры изречений, выдержанных в указанном духе: «...все, что есть на небе и на земле, располагается согласно законам разума, так что не остается места случаю...»; «...ничто не может произойти иначе, чем так, как установлено им (провидением. — Б. М.) и как того требует роковой и неизменный порядок вещей» (там же, 388). В соответствии с этими фаталистическими представлениями пантеистами решался вопрос о свободе воли. Свобода состоит, по их мнению, в осознании неумолимости судьбы, в добровольном подчинении необходимости и законам: «Мы рабы законов для того, чтобы быть свободными»; «свобода настолько же далека от произвола...», насколько «рабство далеко от свободы» (там же, 391). Читая эти изречения, невольно вспоминаешь мысль Сенеки: «Судьбы ведут того, кто хочет, и тащат того, кто не хочет».

Осознание неумолимости судьбы делает пантеистов (как и их предшественников — стоиков) свободными от страха смерти. Приведем одно из рассуждений на эту тему:

Распорядитель
Какое время каждому дается природою для жизни...
Хор
Тем он должен быть доволен.
Распорядитель
Кто боится того, чего не может избежать,
Тот никогда не может жить спокойно.
Хор
А кто не боится неизбежной смерти,
Тот готовит себе путь к счастью.
Распорядитель
Как рождение принесло нам начало
Всех вещей, так смерть принесет конец.
Хор
Как ничто не касалось нас до рождения,
Так ничто не будет касаться нас после смерти.

(Там же, 393)

Логическим выводом из такого взгляда на жизнь и смерть был решительный отказ пантеистов от идеи загробного существования, от похоронных обрядов, связанных с верой в бессмертие души. Здесь Толанд как бы развивает ту тему, которой было посвящено его второе из «Писем к Серене» (см. гл. III).