Джонатан без поводка

Джули не стала на них кричать. Не говоря ни слова, она успела схватить с пола телефон до того, как Данте и Сисси начали играть им в футбол, подобрала помаду, кошелек и сумку с косметикой и направилась вверх по ступенькам так, словно собак и не существовало вовсе. Псы же, воодушевившись новой игрой, лизали ей щиколотки, глодали подол ее платья, терлись о ее голени, отгоняли от нее воображаемых мух. Для всего этого требовалась сложная хореография, и Джонатан смотрел на их грацию с искренним восхищением. То, как они двигались в этой маленькой квартире, можно было сравнить с Нью-Йоркским балетом, выступающим в телефонной будке. Джонатан заговорщически смотрел на своих питомцев и хмурился, Джули игнорировала их, и всем было хорошо. Кроме Джули.

– Добро пожаловать в Нью-Йорк! – сказал он, обняв ее. Через десять минут, потраченных впустую на то, чтобы попытаться подружить Данте и Джули, он сдался. – Не обращай внимания. Они к тебе привыкнут.

Джули осмотрелась.

– Квартира как-то уменьшилась по сравнению с прошлым разом.

Джонатан проследил за направлением ее взгляда. Она была права, в квартире и правда стало меньше места из-за собачьих подстилок. И самих собак.

– Как долетела? – Джонатан выложил стейки лосося на тарелки и поставил их на стол. – Есть хочешь?

– Не то слово! – откликнулась Джули. – Выглядит аппетитно! У меня даже не будет времени на то, чтобы привыкнуть к новому месту. У нас аврал, делаем номер, полностью посвященный цветным свадьбам. Весь день отвечала на запросы от прессы. Свадебный мир в шоке!

– Цветным свадьбам? – уточнил Джонатан. – Имеется в виду цвет кожи или цвет платья?

– Цвет платья, – ответила Джули, не прекращая жевать. – И цвет кожи тоже.

– Ух ты!

Джонатан подивился причудам свадебного мира и подумал, что же могло так шокировать эту важнейшую часть общества. Он представил себе невест в ярких красно-черных лохмотьях, босых и хромающих, с маленькими рожками вместо вуалей, с горящими факелами, раздвоенными языками и зелеными змеиными хвостами. Женихи, в волосатых набедренных повязках на блестящих животах, играли роль сатиров, а подружки невесты все ходили голышом, кроме…

Джули посмотрела на него и нахмурилась.

– Сейчас же перестань фантазировать. Под цветом имеется в виду серо-зеленый, дымчатый, металлик, баклажан. Вот и все.

– Баклажан? Есть такой цвет?

Джули, казалось, его не слушала. Почему-то тот факт, что она отказывалась понимать и ценить его видение окружающего мира, заставлял его любить ее еще больше. Ведь она такая сильная, умная, рассудительная, красивая и деловая. А он – всего лишь неуклюжий, запутавшийся и бесконечно неуверенный в себе смертный. То, что она снизошла до него, озаряло ее щедрый дух священным огнем.

Все то время, что они жили в разных городах, она неизменно присутствовала в картине его Нью-Йоркского ада. Там она являлась статуей в туфлях на высоченных платформах с айфоном в одной руке и маленьким пакетиком с ягодами годжи в другой. Она словно не замечала мучений окружающих ее людей. Картинку он подписал так: «Ведь они же знали правила?».

Когда Джули прикончила лосося, Джонатан поставил тарелки в посудомойку и начал мысленно рисовать следующий эпизод Нью-Йоркского дантового ада. Он не рассказывал Джули, что она фигурирует в его последнем творении. Он планировал подарить ей его после рождения их первого ребенка в качестве сюрприза. Или – учитывая ее отношение к сюрпризам – никогда.

– Было вкусно, – сказала Джули, убирая со стола и взглянув на часы. – Но мне столько всего нужно сделать.

– Правда? – обнял он ее. – Я так по тебе скучал.

– Да? Я тоже, – она повернулась к нему, и он поцеловал ее, ведя рукой по изгибу ее бедер.

За четыре года отношений Джонатана и Джули Макс так и не смог понять, в чем ее прелесть.

– Слушай, – говорил он, выстраивая логическую цепочку. – Я много чего знаю о женщинах. Она столь же сексуальна, как бухгалтерский отчет. Плюс ко всему, она никогда не улыбается.

– Это тебе она никогда не улыбается, – ответил Джонатан.

– О чем и речь.

Джули не стала сопротивляться, когда Джонатан взял ее за руку и повел в крошечную спальню.

– Тебе же не нужно работать в эту самую секунду, нет? – он ласкал ее шею, а она, хмурясь, выскользнула из юбки и сбросила с себя кардиган. Потом она закрыла дверь, оставив любопытствующих собак по ту сторону.

– Добро пожаловать домой, – сказал он, целуя ее.

Когда все закончилось, Джули села за кухонный стол и стала что-то вбивать в таблицы на мониторе. Джонатан мысленно рисовал сцену ее раздевания для второго круга ада (похоть), пытаясь поймать в ней что-то неуловимое, чего он не замечал раньше. Сначала он подумал, что это то, как она хмурится. Или то, как вздрагивают ее плечи, когда она снимает бюстгальтер. Или ее одинокость, даже когда они занимаются сексом.

Он перебрал все, но все было не то.