Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Наконец Генри приехал. Поначалу казалось, что мечты Арабеллы сбываются. Ужин прошел очень душевно. Генри рассказывал о жизни в Грейт-Хизердене, где он служил приходским священником[105].

Грейт-Хизерден — богатая, крупная деревня. Кроме фермеров там жили и сельские джентльмены. Генри занял видное место в провинциальном обществе. Он долго рассказывал о званых обедах, балах заметил, что прихожане не чужды благотворительности и с радостью помогают нуждающимся.

— Буквально вчера я навестил семью бедняков, и что вы думаете? Мисс Уоткинс уже была там — принесла деньги и утешала несчастных. Поразительно, что в таком юном существе так сильно развито сострадание. — Здесь Генри сделал паузу, словно ожидая возражений, однако Стрендж молчал. Генри почувствовал себя уверенней, и рассказ о миссис Уоткинс начал обретать черты эпического повествования.

Внезапно Стрендж посмотрел Генри в глаза и произнес:

— Ну что ж, Генри, прошу прощенья. Ты вправе упрекнуть нас в невнимании. За пять минут ты упомянул мисс Уоткинс десять раз, а мы с Белл ни разу не спросили, кто она такая. Думаю, холодная валлийская зима застудила нам мозги, и мы туго соображаем. Однако теперь я очнулся и готов вопрошать, сколько твоей душе угодно. Какая она, мисс Уоткинс? Брюнетка или блондинка? Бледная или смуглая? Играет на фортепьяно или на арфе? Какая ее любимая книга?

Похоже, Генри почувствовал подвох, обиделся и не ответил.

Арабелла укоряющее посмотрела на мужа, погладила руку брата и тут же выведала, что мисс Уоткинс — дальняя родственница Вудхоупов, что она живет с опекунами, что ее зовут Софрония, что она любит читать (что именно — Генри сказать затруднился) и ее любимый цвет — желтый, хотя ананасы она на дух не переносит.

— Послушай, Генри, а как она на вид? Ничего? — спросил Стрендж.

Генри совершенно смутился.

— Нельзя утверждать, что она красавица, но когда вы узнаете человека ближе, становится ясно, что внешность — не самое главное. Ведь красота — понятие, скорее, относительное. Развитый ум, хорошие манеры, добрые наклонности — разве не эти качества пленяют мужа, который ищет спутницу жизни?

Арабелла и Стрендж были несколько озадачены. Помолчав, Стрендж спросил у Генри:

— Ну, а как насчет денег?

Генри расправил плечи и торжественно произнес:

— Десять тысяч фунтов.

— Мой милый Генри! — вскричал Стрендж. Позже, оставшись наедине с женой, он сказал: — Насколько я понимаю, Генри можно поздравить. Кажется, он нашел свое счастье, причем раньше, чем это сделали другие. Вероятно, женихи не сильно ей досаждают. Может, лицом не вышли или фигура подвела.

— Не надо думать, что все сводится к деньгам, — вступилась за брата Арабелла. — Ведь существует влечение. А вдруг для Генри внешность — не главное?

— Очень может быть, — согласился Стрендж. — Генри — славный малый. В конце концов, ему решать.

— Ты посмеиваешься, хотя и не имеешь на это права. Еще недавно я была не умнее Генри. Подумать только, я вышла за тебя, волшебника с длинным носом и отвратительным характером!

«А ведь она права, — подумал Стрендж. — Я забыл о своей внешности. Я не помню своих недостатков…»

На следующий день Арабелла вместе с Генри поехала навестить Дженни и Алвена, а Стрендж остался работать в библиотеке. Однако радостное возбуждение, охватившее Арабеллу, длилось недолго. Вскоре она убедилась, что у них с братом не осталось почти ничего общего. Последние годы Генри провел в деревенской глуши. Арабелла тем временем блистала в Лондоне и была свидетельницей всех заметных событий эпохи. Она была знакома с министрами и несколько раз танцевала с герцогом Веллингтоном. Она общалась с королевскими сыновьями, приседала в реверансе перед принцессами и, посещая Карлтон-хаус, всегда могла рассчитывать на улыбку и несколько слов принца-регента. И это еще не упоминая ее тесного знакомства с возрождающейся английской магией.

Однако, если все новости, которые сообщал брат, живо ее интересовали, сам Генри слушал сестру без всякого любопытства. Описания Лондона вызывали у него лишь вежливое: «Вот как?». Однажды она пересказывала одну из своих бесед с герцогом Веллингтоном и вдруг заметила, что брат смотрит на нее с нехорошей ухмылкой. Он ей не верил. Арабелла почувствовала, что ей больно. Она не считала, что хвастается — такие встречи были частью ее повседневной лондонской жизни. Она осознала, что ее письма из Лондона должны были казаться Генри скучными и хвастливыми.