Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

— Лукас, — пробормотал он, — что это за женщина?

— Уж простите, сэр, в первый раз ее вижу.

Мистер Марстон вел себя все настойчивее, а мистер Норрелл все больше сердился. Он огляделся по сторонам и, заметив поблизости Лукаса и Чилдермаса, знаком подозвал их к себе.

В этот миг нарядная дама шагнула к нему. Казалось, она собирается заговорить, но намерение ее было совершенно иным. Женщина вынула из муфты пистолет и хладнокровно прицелилась волшебнику в сердце.

Мистер Норрелл и мистер Марстон смотрели на нее.

В следующее мгновение одновременно произошло несколько событий. Лукас выпустил Чилдермаса (который тут же, как мешок, рухнул на камни) и бросился на помощь хозяину. Мистер Марстон схватил даму за талию. Дэйви, конюх мистера Норрелла, спрыгнул с козел и поймал ее руку.

Чилдермас лежал на снегу среди осколков стекла. Женщина с поразительной легкостью вырвалась из крепких объятий мистера Марстона и толкнула его с такой силой, что он упал и больше не поднялся. Рукой в перчатке она ткнула Дэйви в грудь, и кучер отлетел на несколько ярдов. Лакей мистера Норрелла, тот самый, что открывал дверь экипажа, попытался сбить ее с ног, однако безрезультатно. Она дотронулась рукой до его лица — прикосновение казалось совсем легким — и он рухнул. Лукаса дама ударила пистолетом.

Чилдермас мало что понимал. Он заставил себя подняться на ноги и, шатаясь, проковылял с полдюжины ярдов, не зная, бредет ли он по брусчатке Ганновер-сквер или по древней дороге в Стране фей.

Мистер Норрелл смотрел на даму с выражением безграничного ужаса на лице, страх парализовал его, он не мог ни вскрикнуть, ни убежать. Чилдермас примиряющим жестом протянул к ней руки:

— Мадам…

Она даже не взглянула в его сторону.

От хоровода снежинок кружилась голова. Чилдермас, как ни старался, не мог удержать перед глазами Ганновер-сквер — чужой далекий пейзаж неумолимо призывал к себе. Сейчас мистера Норрелла убьют, а он ничем не может помешать.

И тут произошло нечто странное.

Произошло нечто странное. Площадь Ганновер-сквер внезапно исчезла. Исчезли мистер Норрелл, Лукас и все остальные.

Осталась лишь дама.

Она стояла напротив него, на древней дороге, под небом, где продолжали отчаянно метаться черные птицы. Женщина подняла руку, в которой держала пистолет, и прямо оттуда, из Страны фей, прицелилась в Англию, в сердце мистера Норрелла.

— Мадам, — снова взмолился Чилдермас.

Она метнула в него исполненный холодной ярости взгляд. Он не мог ее остановить. Ни в этом мире, ни в каком другом. И поэтому сделал то единственное, что было в его силах. Крепко сжал дуло пистолета.

Грянул нестерпимо громкий выстрел.

Именно сила звука, по-видимому, вернула его в Англию.

Он полусидел, полулежал на Ганновер-сквер, прислонясь спиной к ступенькам экипажа. Интересно, где Норрелл и жив ли он вообще? Надо бы встать и выяснить, подумал Чилдермас, и тут же осознал, что на самом деле ему все совершенно безразлично, а потому остался на месте.

Лишь когда появился врач, он понял, что дама действительно выстрелила и в кого-то попала, и этот кто-то — он сам.

Остаток того дня и большая часть следующего прошли в неразберихе боли и вызванных лауданумом снов. Иногда Чилдермасу казалось, что он стоит на древней дороге под говорящим небом, а порой рядом оказывался Лукас, рассуждающий о фрейлинах и ящиках для угля. Через все небо натянули канат, и на нем балансировало множество людей. Здесь были Стрендж и Норрелл. Оба держали в руках стопки книг. Были издатель Джон Меррей, и Винкулюс, и многие другие. Время от времени боль выскакивала из плеча Чилдермаса, убегала в комнату и где-то пряталась. Когда такое случалось, ему казалось, что она превратилась в зверушку. Никто, кроме него, вообще не знал, что она здесь. Он подумал, что нужно бы об этом сказать, чтобы ее прогнали. Один раз ему даже удалось ее увидеть: мех казался ярко-рыжим, даже ярче, чем у лисы…

Вечером следующего дня Чилдермас лежал в постели, уже значительно лучше понимая, кто он такой, и что произошло. Примерно в семь Лукас принес стул и поставил возле кровати. Еще через мгновение вошел мистер Норрелл и уселся на стул.

Какое-то время мистер Норрелл молчал, неотрывно глядя на стеганое покрывало, причем лицо его выражало озабоченность. Наконец он что-то пробормотал. Бормотание походило на вопрос.