Они переночевали в таверне «Старый бриг» и следующим же утром вернулись в Лондон. Как известно, мистер Норрелл ненавидел путешествия. Несмотря на то, что его коляска представляла собой выдающееся произведение искусства — здесь были и металлические рессоры, и толстые подушки, — волшебнику всегда казалось, что он всем телом ощущает каждый ухаб и колдобину. После получаса езды мистера Норрелла начинали мучить боли в спине, голова раскалывалась, к горлу подкатывала тошнота. Однако в то утро мистер Норрелл и думать забыл о неудобствах передвижения в коляске. Он пребывал в чрезвычайно возбужденном состоянии, душу терзали непрошеные мысли и неясные страхи.
Сквозь окно коляски мистер Норрелл видел огромных черных птиц — очевидно, воронов — и в сердце волшебника шевелились подозрения. Вороны чертили небо черными крылами, являя собой живое воплощение Ворона-в-полете — знамени Джона Аскгласса. Мистер Норрелл спросил у Ласселлза, не кажется ли ему, что птиц необычно много? Ласселлз не знал. Воображение мистера Норрелла также поразили широкие лужи почти на каждом поле. В каждой луже, как в серебряном зеркале, отражалось чистое зимнее небо. Для волшебника нет особенной разницы между зеркалом и дверью. Норрелл чувствовал, что любая из этих дверей может привести его в какой-нибудь из граничащих с Англией миров. Хуже того, он понимал, что двери эти открыты не только для него. Пейзаж Сассекса напоминал ему Англию из старинной баллады:
Впервые в жизни мистер Норрелл подумал о том, что в Англии, возможно, слишком много магии.
Прибыв на Ганновер-сквер, мистер Норрелл и Ласселлз сразу направились в библиотеку. Чилдермас сидел в кресле — перед ним лежали письма, и он читал одно из них. Чилдермас поднял глаза.
— Прекрасно! Наконец-то вы вернулись! Прочтите.
— Что случилось? Что это?
— Письмо от человека по фамилии Траквар. Он пишет, что юноша из Ноттингемшира спас ребенка с помощью магии.
— Ну, знаете, мистер Чилдермас, — со вздохом заметил Ласселлз, — нашли с чем приставать к своему хозяину…
Он бросил взгляд на стопку распечатанных писем. На некоторых была большая печать, наложенная одной и той же рукой. Несколько секунд Ласселлз смотрел на печать, а затем схватил письма со стола.
— Мистер Норрелл! Послания от лорда Ливерпуля!
— Наконец-то! — воскликнул мистер Норрелл. — Что он пишет?
Ласселлз принялся за чтение.
— Просит нас явиться в Файф-хаус по безотлагательному делу! — Ласселлз быстро соображал. — Наверное, Ливерпулю потребовалась ваша помощь, чтобы разобраться с иоаннитами. А вы хороши, — набросился он на Чилдермаса, — совсем обезумели? Что вы замышляете? Болтаете о каких-то нелепостях, а письма от премьер-министра валяются на столе!
— Лорд Ливерпуль может подождать, — ответил Чилдермас, обращаясь к мистеру Норреллу. — Поверьте, вам следует знать о том, что написано в этом письме.
Ласселлз раздраженно фыркнул.
Мистер Норрелл переводил взгляд с одного на другого. Эти двое совершенно измучили его. Их бесконечные ссоры с годами становились все ожесточеннее. Так бы он и стоял, не в силах выбрать между ними, но Чилдермас взял хозяина за руку, силой вывел в коридор, затем захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.
— Выслушайте меня. Это случилось в поместье в Ноттингемшире. Взрослые болтали в гостиной, прислуга хлопотала, а маленькая девочка выбежала в сад. Она вскарабкалась по стене, отделявшей огород, и принялась прохаживаться по ней. Девочка поскользнулась на льду и свалилась вниз прямо на крышу оранжереи. Стекло разбилось и поранило ее. Слуга услышал крики. На расстоянии десяти миль не оказалось врача. Тогда один из гостей, юноша по имени Джозеф Эбни, вылечил девочку с помощью магии. Он вывел осколки из ее тела и восстановил поломанные кости с помощью Восстановления и Исправления[164]
Мартина Пейла, а также остановил кровь, используя руку Тейло[165].— Невероятно! — воскликнул мистер Норрелл. — Рука Тейло считается утерянной сотни лет назад, а заклинания Мартина Пейла весьма сложны в применении. Юноше потребовались бы годы, чтобы изучить их…
— Разумеется, однако он утверждает, что изучал магию весьма поверхностно. Вероятно, ему известны названия заклинаний, но не более того. Хотя Траквар пишет, что он применял их легко и свободно. Хозяева стали спрашивать юношу, что он делает, так как отец девочки был весьма встревожен его манипуляциями, однако Эбни не отвечал и, судя по всему, просто не слышал вопросов. Потом юноша повел себя, как человек, проснувшийся после долгого сна. Он сказал только одно: «Дерево говорит с камнем, камень говорит с водой». Юноша дал понять, что деревья и небо подсказали ему, как поступить.
— Что за мистическая ахинея!