Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

— Уверяю вас, — парировал Дролайт, — знали. Знали все. Да что там! Зимой они были на Лимингтонских водах, и некий Драммонд, видевший ее на рождественском балу, заключил с лордом Карлайлом пари на пятьдесят фунтов, что она не доживет до конца месяца.

Мистер Ласселлз раздраженно прищелкнул языком и отложил газету.

— Нет, нет, — сказал он, — то была не мисс Уинтертаун. Вы о мисс Хукхем-Никс, которую брат обещал застрелить, если она опозорит их семью, что, как все ожидали, рано или поздно случится. Только это было в Уортинге, и спорил он не с лордом Карлайлом, а с герцогом Эксмурским.

Дролайт задумался.

— Наверное, вы правы. Впрочем, не важно. Все знали, что мисс Уинтертаун больна. Кроме, разумеется, ее матери. Та считала свою дочь Совершенством — а разве Совершенство может болеть? Совершенство существует только для того, чтобы им восхищались; Совершенство должно составить блестящую партию. Старуха не допускала и мысли, что ее Совершенство болеет, не желала и слова об этом слышать. Сколько бы мисс Уинтертаун ни кашляла, ни падала в обмороки, ни опускалась без сил на диван, к ней ни разу не вызвали врача.

— Сэр Уолтер о ней позаботился бы, — сказал Ласселлз, встряхивая газету, чтобы вернуться к прерванному чтению. — Насчет его политических взглядов можно поспорить, но человек он разумный. Жаль, что она не дотянула до четверга.

— Ах, мистер Норрелл! — воскликнул Дролайт, поворачиваясь к другу. — Вы так побледнели! Понимаю, вам больно видеть, как пресеклась юная и невинная жизнь. Ваши благие чувства делают вам честь, и я целиком их разделяю; самая мысль, что несчастная барышня увяла до срока, подобно прелестному цветку, раздавленному беспечным прохожим, терзает мое сердце, как острый нож. С другой стороны, она сильно болела и раньше или позже должна была умереть; к тому же, по вашим собственным словам, она была с вами не слишком любезна. Знаю, сейчас не модно так говорить, но я по-прежнему убежден, что молодые должны с почтением относиться к возрасту и учености. Дерзость и заносчивость глубоко мне ненавистны.

Однако мистер Норрелл как будто не слышал слов утешения, которыми тщился поддержать его собеседник. Заговорил он не скоро и с тяжелым вздохом, скорее, обращаясь к самому себе.

— Не думал, что магия здесь находится в таком небрежении. — Он помолчал и пробормотал тихо. — Очень опасно воскрешать мертвых. Уже триста лет никто такого не делал. Я не посмею!

Все это было настолько необычно, что мистер Дролайт и мистер Ласселлз в изумлении обернулись к своему другу.

— Разумеется, сэр, — сказал мистер Дролайт. — Никто от вас этого и не ждет.

— Конечно, я знаю нужные заклинания, — продолжал мистер Норрелл, словно не слышал ответа, — однако это тот самый род магии, от которого я отказался! Все слишком сильно зависит… Зависит от… То есть, я хочу сказать, результат абсолютно непредсказуем. Волшебник совершенно бессилен на него повлиять. Нет! Не буду и пытаться. Даже думать об этом не стану.

Наступила короткая тишина. Несмотря на свою решимость не думать об опасной магии, мистер Норрелл по-прежнему ерзал на стуле, барабанил пальцами по столу, часто дышал и проявлял другие признаки сильного душевного волнения.

— Мой дорогой мистер Норрелл, — медленно проговорил Дролайт. — Кажется, я начинаю вас понимать. И признаюсь, что нахожу вашу мысль превосходной! Вы хотите продемонстрировать свои необычайные возможности! О, сэр! Если вам это удастся, все уинтертауны и поулы Англии будут искать знакомства с удивительным мистером Норреллом!

— А если не удастся, — сухо заметил мистер Ласселлз, — все в Англии захлопнут дверь перед бесславным мистером Норреллом.

— Мой дорогой Ласселлз! — вскричал Дролайт. — Что за чушь вы несете! Легче легкого объяснить неудачу — они случаются со всеми на каждом шагу.

Мистер Ласселлз сказал, что не понимает, о чем речь. Они заспорили, но тут с губ мистера Норрелла сорвался страдальческий возглас.

— О боже! Что делать? Что делать? Все эти месяцы я трудился, чтобы благообразить мою профессию в глазах людей, и все равно меня презирают! Мистер Ласселлз, вы знаете свет. Скажите…

— Увы, сэр, — поспешно перебил его мистер Ласселлз. — Я взял за правило никому ничего не советовать.

И он вновь вернулся к газете.