Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

– Я ожидал увидеть вас совершенно другим, – продолжал сэр Уолтер. – Мне сказали, что вы ПРАКТИКУЮЩИЙ маг – надеюсь, вы не обиделись, сэр, просто мне так говорили. Я очень рад, что ошибся. Лондон кишит самозваными чародеями, которые выманивают деньги у простаков, обещая им что-то несусветное. Вы знаете Винкулюса, у него еще палатка возле церкви святого Христофора на Бирже? Он – худший из них. Вы – маг-теоретик, я полагаю? – Сэр Уолтер ободряюще улыбнулся. – Однако мне сказали, что у вас какая-то просьба, сэр.

Мистер Норрелл попросил прощения, но сказал, что он действительно практикующий маг; сэр Уолтер сделал удивленное лицо. Мистер Норрелл выразил надежду, что не уронил себя в его мнении.

– Нет, нет, ни в коем случае, – вежливо пробормотал сэр Уолтер.

– Заблуждение, которое вы разделяете, – произнес мистер Норрелл, – я имею в виду взгляд, будто все практикующие маги не более чем шарлатаны, – есть результат постыдного безделья английских магов в последние двести лет. Я совершил одно чародейство, которое жители Йорка любезно назвали удивительным – и все же говорю, сэр Уолтер, что любой заурядный волшебник сделал бы не меньше. Общая летаргия лишила нашу страну поддержки и оставила нас беззащитными. Именно это я и пытаюсь исправить. Другие волшебники способны пренебречь своими обязанностями, я – нет; я прибыл сюда, сэр Уолтер, чтобы предложить помощь в нынешнем затруднительном положении.

– В нынешнем положении? – переспросил сэр Уолтер. – Вы о войне? – Он широко открыл маленькие черные глазки. – Мой дорогой мистер Норрелл! Что общего у магии с войной? Или у войны с магией? Конечно, в Йорке вы добились великого успеха, и, надеюсь, домохозяйки были и впрямь благодарны, но не представляю, как можно применить такое волшебство на войне! Верно, солдаты очень грязны… – Сэр Уолтер хохотнул, – однако это не главная их забота.

Бедный мистер Норрелл! Он не слышал историю Дролайта о том, как феи перестирали йоркцам одежду, и теперь пришел в ужас. Он заверил сэра Уолтера, что ни разу в жизни не стирал белье – ни волшебством, ни каким-либо иным способом – и поведал о подлинном своем свершении. Однако, странное дело: захватывающие дух чудеса он описывал в обычной сухой и скучной манере. Сэр Уолтер остался под впечатлением, будто происшествие со статуями в Йоркском соборе было весьма унылым событием, и хорошо, что он в это время находился в другом месте.

– Вот как? Что ж, любопытно. Однако я все равно не совсем понимаю, как…

Тут кто-то кашлянул. Сэр Уолтер замолк, словно прислушиваясь.

Мистер Норрелл оглянулся. В самом далеком и темном углу комнаты лежала на оттоманке девушка в белом платье, закутанная в белую шаль. Она лежала очень тихо, прижимая к губам платок. Поза, неподвижность – все в ней говорило о тяжелой болезни.

До сей минуты мистер Норрелл был убежден, что в углу никого нет; он изумился не меньше, чем если бы девушка возникла там по волшебству. Покуда он смотрел, девушка зашлась в приступе кашля.

Сэр Уолтер чувствовал себя крайне неловко. Он не смотрел на молодую даму, хотя взгляд его беспрерывно блуждал по комнате, а взял со стола золоченую безделушку, перевернул ее, оглядел снизу и поставил на место. Наконец он кашлянул – слегка прочистил горло, словно предлагая другим сделать то же самое, – ведь нет ничего естественнее кашля, и кашель никогда, никогда не может служить признаком тревоги. Девушка на оттоманке наконец справилась с приступом, хотя дышала по-прежнему тяжело.

Мистер Норрелл перевел взгляд с молодой дамы на большую мрачную картину у нее над головой и попытался вспомнить, о чем они говорили.

– Это – бракосочетание, – сказала величественная дама.

– Прошу прощения, мадам? – удивился мистер Норрелл.

Дама кивнула в сторону картины и величаво улыбнулась.

Картина над головою молодой дамы, как и все картины в комнате, изображала Венецию. Английские города выстроены главным образом на холмах; их улицы ведут то вверх, то вниз. Мистеру Норреллу подумалось, что Венеция, построенная на море, наверное, самый плоский и удивительный город в мире. Это ее свойство делало картину похожей на упражнение в перспективе: статуи, колонны, купола, дворцы и соборы уходили к горизонту, а море, плещущееся у их подножия, было наполнено резными золочеными барками и черными гондолами, похожими на вдовьи домашние туфли.

– Здесь изображено символическое бракосочетание Венеции с Адриатикой, – пояснила дама (как мы можем теперь предположить, миссис Уинтертаун). – Занятный итальянский обычай. Картины, которые вы видите в комнате, покойный мистер Уинтертаун приобрел во время путешествий в Европу; когда мы поженились, он подарил их мне на свадьбу. Художник – итальянец – был в то время совершенно неизвестен, а позже, ободренный покровительством мистера Уинтертауна, переехал в Лондон.

Речь ее была столь же величава, как и она сама. После каждого предложения дама делала паузу, чтобы мистер Норрелл успел осознать всю значимость услышанного.