Джони, оу-е! Или назад в СССР 2

Я протянул ему коробок и пододвинул к краю стола чистый лист бумаги и авторучку, я выключил телевизор.

Цыган тем временем достал из кармана пузырёк с соляной кислотой, завёрнутый в полиэтиленовый пакет — я знал, что он всегда лежит в его кармане — открыл и опустил в него свой золотой галстучный зажим, исполненный в виде маленького пера «жарптицы». Каплю кислоты он перенёс на слиток, внимательно вглядываясь в процесс окисления. Потом пристально посмотрел на меня и, сев за стол, размашисто написал расписку.

Я посмотрел, что он написал, одобрительно кивнул и подал ему руку. Цыган цыкнул зубом, недовольно покрутил головой, пожал мою ладонь, оделся и ушёл.

На следующий день он забрал у меня «мою Ноту», в которую было уложено ровно десять трёхсотграммовых слитков золота, и оставил ещё одну соответствующую расписку. А ещё через день пришли его братья-цыгане. Да-а-а…

В двухтысячные годы прошло несколько публикаций о «золоте партии», о «золотом запаса СССР» вывезенных за пределы нашего государства. Было даже выступление на заседаниии Думы некоего депутата, который утверждал, что лично участвовал в вывозе золота за рубеж на баснословную сумму.

Мы, как-то обсуждали за пивом с креветками эту тему с бывшим золотодобытчиком и тот, поморщившись, сказал, что золото воровали всегда. Что при царях, что при советской власти. В том числе и на государственном уровне. И одними из перевозчиков золота были цыгане. Они трелевали ворованное золото не в промышленных масштабах, но в достаточных объемах, чтобы строить себе дома и жить, ни в чём себе не отказывая. Как, в общем-то, и наркотики…

Что интересно, знакомые опера уголовного розыска, присутствующие на том же мероприятии, подтвердили рассказ золотодобытчика, но сказали, что поймать цыган на перевозке золота не получилось ни разу. Героин брали, а золото — нет.

Вот я и вспомнил про цыган, когда увидел золото. Вспомнил, как к барону на улице подошла цыганка и протянула ему колечко из жёлтого металла, а тот протестировал его жидкостью из бутылёчка. Да-а-а…

Всё это всколыхнулось в моей памяти пока мы поднимались вверх по улице Пограничной и шли по Ленинской в сторону кафе Лотос, гостиницы Владивосток и ресторана с одноимённым назваием. В семьдесят пятом году построят новую гостиницу на улице Набережной и назовут её «Владивосток», а эту переименуют в «Челюскин». Как и ресторан. Моряки станут называть его «Челюсти». Кхе-кхе… Позже в «девяностые годы» гостинице и ресторану вернут доревольционное название — «Версаль». Очень престижный был ресторан и дорогой.

Администратор провёл нас к большому столу, за которым сидела мужская компания из двадцати, примерно, человек. Стол, накрытый одной большой белой накрахмаленной скатертью, а так же ансамбли, игравший тихую музыку в дневное время, говорил, о том, что уровень обслуживаемых клиентов достигал «экстра класса».

К моему удивлению, виновник торжества, сидевший во главе праздничного стола, увидев нас с Романом, поднялся из-за стола и сделал несколько шагов нам на встречу. Все разговоры стихли, и взгляды обратились в нашу сторону.

Хозяин застолья приобнял Романа и подал мне свою кисть для рукопожатия.

— Ничего себе, мальчик! — воскликнул он. — Да тут взрослый парень! Как зовут?

Это он обратился ко мне. Глянув на ряд синих перстней на пальцах, я подал свою ладони и при касании перевернул его кисть, поставив вертикально. «Человек» улыбнулся и аккуратно её пожал, продолжая с удивлением оглядывать меня сверху до низу.

— Евгений… И имя подходящее: «Ев-гений», — произнёс он раздельно. — Только по-настоящему гениальный человек мог написать такие песни, какие подарил мне ты. Это, люди, удивительный человек. И прошу вас обратить внимание, на то, как я его назвал. И относится к нему со всем уважением. Он хоть и не наших кровей и молод ещё, но с человеческими понятиями. Проходите, гости дорогие, присаживайтесь.

Он повёл нас, слава Богу, не к себе за стол, а к тем местам, которые были свободны с самого края. И Роман без всякого чванства сам присел и показал на стул рядом с собой мне. Именинник вернулся на своё место, а Роман поднял, наполненный водкой фужер, и сказал какой-то витиеватый тост.

— Кушай, — сказал он, усаживаясь на своё место. — Не стесняйся. Никто не спросит за съеденное и выпитое.

И я покушал без стеснений, так как понимал, что съем на рубль, а спросят, всё равно в полной мере. Налегая в основном на крабов и креветок с медведками, я не вслушивался в тихий разговор, пока кто-то не воскликнул где-то рядом со мной:

— А чо этот твой музыкант, Карп, всех наших крабов поел, а так ничего и не сыграл. Не по-человечьи это.

— Ты, что, Тёма, крабов пожалел? — засмеялся Хозяин пирушки. — Что ж ты их не кушал, пока Евгения не было? Мы ж час как уже сидели…