Джони, оу-е! Или назад в СССР 2

— Да, вы можете неделю не есть и пят дней не пить. Вас специально тренируют. А у меня организм растущий! Причём, очень быстро растущий. Мне по три пять раз в день питаться надо, а я даже в школе не успел поесть. Вот пожалуюсь на вас врачам.

— Они тебя «подкормили» витаминами и глюкозой. Я знаю. Так что, не пудри мне мозг, — усмехнулся Рамзин, нажимая на кнопку вызова лифта.

— Это мы в ваших казематах, на глубине ста метров?

— Почему ста? — явно удивлённо спросил Рамзин.

— Так говорят, — пожал плечами я. — Говорят, что из вашего здания можно сесть на подводную лодку, что стоит на «запасном пути», как бронепоезд.

Я сочинял без зазрения совести. Для чего? Да, так, прикалывался. Пытался отвлечь Рамзина от тяжких мыслей по поводу его печального будущего, печального будущего его «конторы» и печального будущего нашей страны.

— Враки! — задумчиво, но уверенно сказал Рамзин.

— Ага! Так бы вы и сознались. Да, и нет у вас, наверное, такого допуска!

— Ха! — не выдержал Рамзин. — Что ты знаешь о формах допуска?

— Ничего, — успокоил его я, — но про подводную лодку точно знают немногие.

— И ты в их числе? — наконец улыбнулся Рамзин.

— Не знаю, а предполагаю, — подняв указательный палец вверх «значительно» произнёс я.

— Этого в твоей голове нет? — снова усмехнулся Рамзин. Его всё-таки немного «отпустило».

— У-у, — покрутил головой я.

Лифт тем временем остановился на третьем этаже, мы вышли. Рамзин показал удостоверение сидевшему за столом дежурному и что-то шепнул ему в ухо. Тот покрутил головой и показал указательным пальцем на телефонный аппарат. Рамзин вздохнул и набрал какой-то номер.

— Это Рамзин я на седьмом посту. Мальчик со мной… Очень… Жду.

Рамзин трубку положил и отошёл к лифту и ко мне. Меня от страха поколачивало. Всё-таки управление комитета государственной безопасности это не «Дом пионеров и школьников» и даже не драмтеатр. Тут решались дела государственной важности и вершились судьбы многих. И что для них моя судьба, моя жизнь? Да-а-а… Намеренно идя на обострение ситуации ради возможности рассказать о будущем моей страны, я понимал опасность моей правды.

После того, как подтвердятся иные мои «предсказания», у комитетчиков, посвящённых в перспективы «развития» государства будет два пути: либо доложить, как говориться, по команде, либо ликвидировать меня. Теперь, когда меня Рамзин привёз в «контору» я склонялся с большой долей вероятности ко второму варианту.

Ещё полчаса назад, я рассчитывал на то, что окажусь дома, но чуть-чуть поторопился. Вернее не поторопился, а намеренно сказал, то, что сказал именно в машине. Чтобы проверить, на сколько Рамзин верит в мои предсказания. Оказалось, млять, что он слишком верил в них. Чего вдруг?!

И вот теперь я ощущал себя агнцем добровольно идущем на заклание. Не Христом, конечно, ибо он шёл на крест во искупление первородных грехов человеческих. Я же шёл на свою «Голгофу», хрен ради чего. И ещё не факт, что, в случае изменения истории, России, вернее СССР, будет лучше, чем ей стало в моём будущем. Ой, не факт…

Из-за угла, появился офицер с капитанскими погонами, который передал дежурному бланк пропуска и кивком головы показал, чтобы мы следовали за ним. Мы последовали и оказалось, что за углом находилась металлическая дверь, выходившая в длинный коридор. А сразу с этой дверью была большая деревянная дверь которую и открыл капитан, пригласив и нас за собой. Снова кивком головы. Мы вошли и Рамзин сразу прошёл в другие — двойные двери, оставив меня в приёмной. Капитан молчаливо остался стоять рядом со мной и чуть позади меня.

— Вот так вот, — подумал я. — Почти, что задержан.

Меня продолжало потряхивать. Я приблизился к вершине, но осталось сделать ещё несколько шагов. А там, или вниз, или…

В голове зазвучала песня Владимира Высоцкого «Вершина»:

— Здесь вам не равнина, здесь климат иной —
Идут лавины одна за одной.
И здесь за камнепадом ревет камнепад, —
И можно свернуть, обрыв обогнуть, —
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа[35]

…

Глава 26

— Мне не верится, что вмешавшись сейчас, кому-либо удастся остановить процесс развала СССР. В 1965 году в советское народное хозяйство были внедрены элементы рыночного хозяйства, которые в итоге значительно дезорганизовали экономику СССР, затормозили развитие научно-технического прогресса, вызвали дефицит и имели другие негативные последствия. Эта реформа называлась Косыгинской, но знатоки обзывали её «реформа Либермана».

Однако, ухудшение экономической ситуации произошло ещё в 1962–1964 годах и было сопряжено с ошибками Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущёва, его чрезмерным упором на машиностроительную отрасль, многочисленными и непродуманными реформами политических и государственных институтов.