Джони, оу-е! Или назад в СССР 3

— У меня хороший пульт. Можно сказать — умный пульт. В нём своего рода компьютер, который анализирует входящие сигналы, преобразует их и выдаёт по определённым установленным заранее параметрам. Нужно мне соляк выразить, я отключаю выравнивание. Или включаю нужный мне режим. Что такое компьютер — это понятно?

Троицкий хмыкнул.

— Понятно-то понятно, но где тут компьютер? Я сам на машине сижу, считаю, э-э-э, фигню всякую.

— Так ты персоналку не видели? — я усмехнулся.

Покрутили головами все сразу.

— А вон стоит телевизор, видите, а на столе коробка. То и есть компьютер. Два мегабайта оперативной памяти. Дата-накопителей твёрдотелых — четыре по три гигабайта.

— Сколько-сколько? Это… Э-э-э… Двенадцать гигабайт? Да, ну, нах?

На лице Троицкого играли эмоциями, хаотически сменяя друг друга, маски: недоверия, непонимания, священного ужаса…

— Э! — Подал голос Кутиков. — Хватит вам тут! Компьютеры, млять! Как ты звук такой делаешь, скажи? У меня в ГИТИСе нет такого пульта. Этот звук хоть так пиши.

— А мы и записали, — сказал я. — Можем прослушать. Слава, отмотай немнго назад.

Славл горделиво пощёлкал кнопками «Тика» и в колонках зазвучала снова, примерно с середины последняя песня.

Такого не может быть, — сказал Кутиков. — Я три года записываю музыку и у меня ни разу такого не было, чтобы вот так вот взять и записать все инструменты так, как надо. Сразу. Сколько проб делаем, да?

Он обернулся к Ситковецкому.

— Сколько е*ёмся, а до сих пор не записали все песни так как хотелось бы.

— Сравнил песни «Високоса» и его, — скривился Макаревич. — У него же они прямые, как трамвайные рельсы, а вы всё экспериментируете со своим арт-роком. И правильно он, кстати, делает, что сводит всё под линейку. Это и есть настоящмй рок. Простота и темп. Хорошие песни. Мне понравились. А с таким звуком, он точно первым будет. Моё решение — на фестивальне пускать.

Я охренел от такого заявления.

— И мне понравилось, — сказал Ситковецкий. — Просто, как всё великое. Первое место ему точно обеспечено. Так что я тоже против его участия на фестивале.

— Да, подождите вы! — подскочил Кутиков. — Если мы его сейчас прокатим, то он хер нам расскажет, как он пишет и где взял такую аппаратуру. И песни у него классные. Не будьте паразитами!

— Ты аккуратнее в выражениях! — брезгливо скривившись, проговорил Макаревич.

— Сам пошёл на*уй, крохобор, — огрызнулся Кутиков. — Пригласил в клавишники сына председателя жюри и считаешь, что у тебя первое место в кармане? А вот х*й тебе сейчас, а не первое место!

— Ты на кого хвост поднимаешь, нищеброд? — выпятил нижнюю челюсть Макар.

— Сейчас снова въ*бу. Останешься перед фестивалем без зубов и не сможешь петь.

Макаревич оглянулся на Ситковецкого.

— И вот нахрена ты его взял? — спросил он. — Ты же знаешь, что он мудак?

— Это кто ещё из нас мудак? — возмутился Кутиков. — Он кидает нас с Кавагое на бабки и я ещё и мудак?! Оригинально!

— Сядь и успокойся уже! — командным тоном приказал Ситковецкий. — Потом разберётесь. Не место тут выяснять отношения. А взял я его, Макар, чтобы он посмотрел студию звукозаписи. Тёма сказал, что заявлена аж «студия». Точно говорю?

— Точно, — сказал я. — Девушек послушаете и покажу.

Девушки к тому времени уже вышли на сцену и подключили свои гитары.

— Хрена себе! У девок тоже «фендера»! — восхитился Кавагое.

— И прикид, отпадный! — добавил Кельми с сожалением в голосе. — Клёвую кожу испортили. Такая куртка баксов сто пятьдесят стоит, а её клёпками истыкали. Варвары… И штаны кожа. Ремни классные. Такие по пятнадцать бакинских. А они все в коже. Е*ануться!

— И прически у них…

— Чёрненькая — пи*дец какая, — прошептал кто-то со второго ряда.

— А светленькая…

— Ша, пацаны! — оборвал всех Троицкий.

Я девушкам не мешал, а лишь ткнул пальцем в пульт. Барабаны вступили, попав в долю с драм машиной. Гитара Риты вступила вовремя и песня «I Hate Myself For Loving You»[55] группы «Joan Jett And The Blackhearts» на сцене классического театра зазвучала забойно. Тёмненькая латышка Рита и внешне была похожа на «Джоан» и вела себя так же развязно и вызывающе, как и Джоан Джетт.

Ребята тоже держались под стать своей лидер-вокалистке. Светлана пока держалась чуть в стороне, терзая клавиши синтезатора. Вторым инструментом, как, практически у всех скрипачей, у неё было фортепиано.

— Полночь, начинаю злиться, где тебя носит? Ты сказал, что встретишься со мной, а сейчас уже без четверти два. Я знаю, что я доставучая, но по-прежнему хочу тебя. Эй, Джек, это факт, что по городу ходят толки о нас. Я отворачиваюсь, а ты всё придуриваешься. Я вообще-то не ревную, мне не нравится выглядеть нелепо. Я дни и ночи думаю о тебе. Ты отнял моё сердце и забрал мою гордость.

Я смотрел на гостей, а гости смотрели на моих музыкантов натурально раскрыв рты. Я был доволен, тем что догадался включить видеокамеры заранее.

— Это что такое было? — спросил Кельми.

— «Слэйд», мля. Чистый «Слэйд», — прошептал Троицкий.