Джони, оу-е! Или назад в СССР (СИ)

Класс облегчённо выдохнул вместе со мной. Я шёл к своей парте, а Мишка, который учился очень хорошо по всем предметам, мне показывал большой палец. Кто-то смотрел на меня с удивлением, кто-то с усмешкой, но равнодушных не было.

— Молодец, — сказала Ольга Шамгунова, наверное, первый раз за три дня учёбы. Она была почти отличница. Только сильно толстая.

— Странно во мне перемешаны эмоции, — подумал я. — Ну при чём тут «толстая»? Что я толстых женщин в своей жизни не встречал? И все они были обычными женщинами. Интересно, если мы с ней подружимся, вот над нами ржать все будут! Да и всё равно. Мне всё равно, а девчёнке самооценку это должно поднять. Я, конечно, тот ещё рыцарь, но, какой уж есть.

— Слушай, Оля, а давай дружить? — прошептал я.

— В смысле?! — сильно удивилась она и покраснела. — Я с Таней Тернвой дружу.

— Ну и дружи. И со мной дружи.

Соседка настороженно скосила на меня взгляд и прошептала.

— И что мы будем делать?

— А что вы с Терновой делаете.

Соседка залилась краской.

— В куклы играем.

Я прыснул.

— Ну, куклы это без меня, пожалуй.

— Ещё мы уроки вместе делаем. Мы живём с Наташей в одном доме на Беляева-1.

— Да-а-а… Уроки делать вместе веселее, но я живу на Космонавтов-13, да и спраляюсь я с уроками.

— Дряхлов, Шамгунова, почему не слушаете?! Что за разговоры?!

Мы захлопнули рты.

К теме дружбы мы вернулись на перемене.

— Разговаривать просто можно на перемене, — сказал я, когда нас отпустила с урока «русыня». — а то, мы даже не разговариваем.

— Странный ты какой-то, Дряхлов, — поджала губы соседка по парте. Никто из девочек у нас в классе не дружит с мальчиком.

— Вот, же, нудятина какая, — подумал я. — Ей принц дружбу предлагает, а она кочевряжится.

— Ну, смотри, — сказал я. — Подумай ещё.

— О чём он тебе предлагает подумать? — спросила Терновая, хитроприщурившись.

— Да, вот, дружить предлагает, — томным голосом сообщила Шамгунова и кокетливо улыбнулась.

Наталья Терновая покраснела.

— У-у-у… Похоже, она восприняла моё предложение как объяснение в любви, — подумал я.

— Ты дурак, что ли, Дряхлов? — шёпотом спросила Терновая меня и оглянулась по сторонам. — Иди отсюда с твоими предложениями! Шас, как тресну!

Она замахнулась, а я отпрыгнул в сторону.

— Всё-всё-всё! Ухожу-ухожу-ухожу! Был неправ, вспылил! Беру свои слова обратно!

Лицо Шамгуновой поскучнело.

— Вот они, подружки — завистницы чужого счастья, — подумал я, выход из класса и попадая в руки Рошкаля, попытавшего схватить меня за шею, но я увернулся и его руке достался воротник моей ученического пиджака.

— Попался курчавый! — восторженно воскликнул он. — Ну, сейчас я из тебя котлету буду делать!

Неподалёку стояли другие мальчишки нашего класса и наблюдали за развитием событий.

— Как яйца, Женя? — громко спросил я его. — Не сильно болят?

— Чо?! — взревел он, но по сторонам зыркнул.

— В очо! Не отбил я тебе вчера яйца, спрашиваю?! Ещё хочешь?!

Хищник машинально свёл колени. Позади него раздались смешки.

— Ах ты козёл! — как-то удивлённо проговорил он, примериваясь ударить меня левым кулаком, но я опередил его, ударив носком ботинка под коленную чашечку правой ноги.

Хищник взвыл и расслабил правую руку. Я нырнул под неё и крутнувшись вокруг его тела путём инерции, ткнул его лицом в открытую створку двери. Со всей силы ударив хищника в ногу с обратной стороны, завалил тело на пол и, перехватив его пальцы, вывел «тело» в положение мордой в пол, и лишь потом переведя на «контроль». Рошкаль, почувствовав боль в локтевом суставе, заверещал от боли, как резаный поросёнок.

— Проси, блять, прощения, или руку сломаю.

Рука у «хищника» была толще моей, и сломать было бы проблематично, однако он этого не знал. Ему было просто больно, а поэтому страшно. Удивительно, что моё новое выполнило приём из арсенала айкидо интуитивно.

— Надо же, — подумал я, — и с такой разницей в массе оно работает, если чужое тело раскрутить. А куда оно денется, если идёт за болью?

— Прости, — просипел «хищник».

Появилась математичка.

— Что здесь происходит?! — возмутилась Вера Ивановна. — Дряхлов, ты зачем над Рошкалем издеваешься?

— А что, если он большой, то и поиздеваться нельзя?

Вся рекреация ржала так, что дрожали стёкла и прибежали завуч с директором.

К тому времени Рошкаль спрятался в классе, но хохот не прекращался.

— Что? Что случилось? — в два голоса вопрошали они Веру Ивановну.

— Дряхлов Рошкаля лицом в пол уложил, сел на него верхом и заставил прощения попросить, — вытирая слёзы носовым платком, сказала математичка.

— У кого? — спросила директор.

— У всех детей просил прощения, что больше не будет драться.

— А он уже кого-то бил? — удивилась завуч.

— Да, вроде бы нет. На… На… На бу-у-удущее.

Она снова рассмеялась в полный голос.

Подошли ещё учителя и включились в обсуждение произошедшего. Спустились в третьего этажа старшеклассники.

— Урок! Урок уже идёт! Быстро все по классам.

Мы в класс вошли, а Рошкаль из класса выбежал.