— Хочу отвезти туда Джонни.
— Этот Джонни Джефферсон — ходячая неприятность! Я как в воду глядела!
— Мама, ты о нем даже не слышала до того, как я устроилась на эту работу.
— Нет, слышала! — заносчиво возражает мама.
— Как скажешь. Джонни надо уехать.
— Скорее обратиться к «Анонимным алкоголикам», судя по последним слухам.
«И к «Анонимным наркоманам» тоже», — думаю я, но молчу.
— Он не пойдет в реабилитационный центр. Ему нужно восстановиться в тихом спокойном месте. Поможете или нет?
После того как родители сообщают, что предупредили бабушкиных соседей о моем визите за ключами, отправляюсь арендовать машину. Выбираю «опель-вектру». Это не «бугатти-вейрон», конечно, зато мы не будем привлекать внимание. В самый раз для нас.
Портье удивляется, что я так рано оплачиваю счет, и нам следует поторапливаться, пока новость не дошла до нашей команды.
Когда я поднимаюсь в номер, начинает пиликать телефон. Все утро я не отвечала на звонки, но сейчас на экране высвечивается имя «Кристиан».
— Как Джонни? — спрашивает он.
— Пропустит сегодняшнюю вечеринку, — сообщаю я, выходя из лифта и шагая по коридору.
— Как это пропустит?
— Кристиан, он нездоров. Ему нужно уехать отсюда.
— Ему нужно пройти лечение, вот что ему нужно.
— Он не согласится. Я уже пробовала его убедить. — Подхожу к номеру Джонни и останавливаюсь у двери.
— Дай ему трубку. Я хочу с ним поговорить.
— Прости, он не желает ни с кем разговаривать. — Тем более с тобой.
— Мег, ему требуется квалифицированная помощь, — увещевает меня Кристиан. — Ты не сумеешь это сделать.
— Может, и не сумею, но попытаться все-таки стоит.
Повесив трубку, отключаю телефон. Пусть помолчит немного, а Биллу я позвоню потом.
Билл, разумеется, клокочет от ярости. Я благоразумно не упоминаю, что мы уже движемся на север по трассе М1. Только мои родители знают, куда мы направляемся, но они поклялись хранить это в тайне.
Билл требует, чтобы мы поворачивали оглобли и немедленно ехали обратно в отель, но я непреклонна.
— Билл, ничего не выйдет. Сегодня вечером он не сможет общаться с прессой. — Кошусь на Джонни. Привалившись к двери, он в темных очках сидит на пассажирском кресле и вроде бы спит.
— Это не твоя забота, соплячка! Ты хоть представляешь, чего мне будет стоить отменить приглашения? Сколько важных людей ты обидишь? Как это скажется на освещении в прессе и на дальнейших продажах альбома?
— Сожалею, но помочь ничем не могу. — Стараюсь сохранять спокойный тон. — Послушай, мне пора закругляться. За рулем нельзя разговаривать по телефону. — Умалчиваю о том, что на мне беспроводная гарнитура.
— Не смей, мать твою, вешать трубку...
Нажимаю отбой и снова отключаю телефон. Хватит с меня негатива на сегодня.
— Нехило он разозлился, — бормочет Джонни на соседнем сиденье.
— Можно и так сказать. — Включаю указатель поворота, собираясь перестроиться в скоростной ряд.
— Наконец-то! — восклицает Джонни.
— Что? Наконец-то он разозлился? — озадаченно спрашиваю я.
— Нет. Наконец-то ты прибавила скорость. Я бегаю быстрее, чем ты ездишь.
Не смеюсь. Мне сейчас не до шуток.
— Куда мы, собственно, направляемся?
— В Скарборо. В дом моей бабушки.
— Той, что умерла?
— Да.
— Жуть, — ежится Джонни.
— Никакая не жуть вовсе! — огрызаюсь я.
— Прости, — винится Джонни. — Это та самая бабушка, что подарила тебе колье?
Надо же! Неужели он помнит, в чем я ходила на премьеру Серенгети?
— Ну, знаешь, то красное блестящее колье, которое ты надевала на премьеру этой, как-бишь-ее-там? — продолжает Джонни, когда я не отвечаю.
— Да, знаю. И да, это ее подарок.
Радиоведущий объявляет конкурс с розыгрышем билетов на сегодняшнюю вечеринку по поводу окончания турне Джонни. Билл пока не успел известить СМИ. Возможно, он еще надеется, что мы вернемся.
Джонни наклоняется и выключает радио.
— Не хочу это слушать, прости.
Потом он замолкает.
Чем дальше мы отъезжаем от Лондона, тем больше я беспокоюсь. Вдруг Билл прав? Не подвергаю ли я опасности карьеру Джонни, увозя его таким образом? Что подумают обо мне в звукозаписывающей компании? Что я вообще творю? Что я о себе возомнила? Я работала помощницей архитектора, бога ради. Что я знаю о мире музыки?
Краем глаза смотрю на Джонни, нервно подрагивающего во сне, и снова перевожу взгляд на дорогу.
Канун Рождества, а Скарборо словно вымер. Береговая линия тонет во тьме, и повсюду царит странная тишина. Мне становится страшно ехать в бабушкин дом, некогда теплый и радушный.
Поворачиваю налево и двигаюсь вверх по узким улочкам к замку. Здесь чертовски сложно припарковаться, и небольшой прогулки, похоже, не избежать. Вечер хоть и ветреный, но не дождливый, да и путешествуем мы налегке. Я взяла только самые необходимые нам вещи, а Джонни — свою гитару, без которой он, кажется, никуда. Прочий багаж остался в камере хранения отеля.
Вот и бабушкин дом. Вижу темные окна, и на душе становится тоскливо. Джонни остается ждать у парадной двери, а я беру ключи у соседей и обмениваюсь с ними соболезнованиями.