Джонни и мертвецы

— Гениально! — фыркнул Холодец. — К тому времени телефон уже давным-давно изобрели.

— Тут сказано, что этот телефон был лучше.

— Ну да, — ехидно согласился Холодец и набрал воображаемый номер: — Алло, это… ребята, а кто изобрел настоящий телефон?

— Томас Эдисон, — сказал Ноу Йоу.

— Сэр Хамфри Телефоун, — сказал Бигмак.

— Александр Грэхэм Белл, — поправил Джонни. — Сэр Хамфри Телефоун?!

— Здрасьте, мистер Белл, — затараторил Холодец в воображаемую трубку. — Помните, вы изобрели телефон? Давно? Ну так мой лучше. И я сейчас уплываю открывать Америку.

Да, я знаю, что ее уже открыл Христофор Колумб, но я ее открою лучше.

— В этом что-то есть, — заметил Бигмак. — Если захочется что-нибудь открыть, спокойно можно подождать, пока там не построят нормальные гостиницы и всякое такое.

— А кстати, когда Колумб открыл Америку? — спросил Холодец.

— В тысяча четыреста девяносто втором году, — ответил Джонни. — Есть такой стишок: «Один-четыре-девятъ-два — Колумб увидел острова, он поскорее к ним подплыл — и вот Америку открыл».

Холодец и Бигмак одарили его внимательными взглядами.

— На самом деле он доплыл бы туда еще в тысяча четыреста девяносто первом, — буркнул Ноу Йоу, не отрываясь от окуляров, — но ему пришлось дать кругаля, потому что никто не мог придумать рифму на «один».

— Это мог быть сэр Хамфри Телефоун, — упорствовал Бигмак. — Вещи называют в честь изобретателей.

— Но телефон в честь Белла не назвали, — заметил Холодец.

— Зато в честь Белла назвали звонок, — парировал Бигмак. — А телефон звонит. Что и требовалось доказать.

— В телефонах давно уже нет таких звонков, — заспорил Бигмак.

— Этим, — наставительно сообщил Ноу Йоу, — мы обязаны известному изобретению Фрэнка Зуммера.

— По-моему, отсюда просто не может выйти никакая знаменитость, — вздохнул Холодец, — потому что тут живут сплошные психи.

— Есть один, — сказал Бигмак, прокручивая микропленку.

— Кто?

— Футболист. Стэнли «Куда прешь!» Нетудэй. Играл за «Сплинберийских бродяг». Тут есть некролог. Почти на полстраницы.

— И что там?

— Написано, что он забил рекордное количество голов.

— Неплохо, — обрадовался Холодец.

— В свои ворота.

— Что?!

— Тут написано, рекордное количество мячей в истории спорта вообще. И еще, что на поле он так волновался, что утрачивал чувство направления.

— О!

— Но тут пишут, в целом он был хороший футболист. Конечно, в сборную планеты его бы не взяли…

— Эй, глядите, — сказал Ноу Йоу.

Они сгрудились возле него. Ноу Йоу нашел старый групповой снимок — около трех десятков солдат, улыбающихся в объектив.

— Ну и что? — спросил Холодец.

— Тысяча девятьсот шестнадцатый, — сказал Ноу Йоу. — Они уходили на войну.

— На которую? — спросил Холодец.

— На первую, балда. На Первую мировую.

— Никак не пойму, зачем эти войны нумеруют, — пожаловался Бигмак. — Добавки, что ли, ждут? Вроде как «купи две — третью получишь бесплатно»?

— Тут сказано, — Ноу Йоу прищурился, — что это здешний земляческий батальон, «Дружные сплинберийцы». Перед отправкой на фронт. Они все вместе записались добровольцами…

Джонни впился взглядом в фотографию. Откуда-то издалека по-прежнему доносились голоса и библиотечные шумы, но он не мог избавиться от ощущения, что снимок находится на дне темной квадратной шахты… в которую он, Джонни, падает.

Окружающий мир померк. Центром вселенной стала фотография.

Джонни смотрел на беспечные улыбки, кошмарные стрижки, оттопыренные уши, лихо выставленные большие пальцы.

И по сей день на снимках, появляющихся в «Сплинберийском страже», неизменно присутствует залихватски вздернутый большой палец (если только герой репортажа не выиграл какую-нибудь суперигру — в этом случае фотограф заставляет его позировать перед камерой соответственно его, фотографа, представлениям о неземном восторге). И прозвище у этого единственного на всю редакцию фотографа Джереми — «Во!».

Солдаты на снимке с виду были немногим старше Бигмака. Двое или трое — точно. Если бы не сержант с усами щеткой да не офицер при шпорах, можно было бы подумать, что это фотография школьного выпуска.

Джонни вернулся оттуда, где витали его мысли. Снимок снова отдалился, стал прямоугольником на газетной странице. Джонни моргнул.

У него было такое чувство, будто…

…будто он на борту самолета, идущего на посадку, и у него заложило уши. Только это происходило с его мозгами.

— Кто-нибудь знает, что такое Сомма? — спросил Ноу Йоу.

— Нет.

— В общем, их отправили туда. Куда-то во Францию.

— У кого-нибудь из них есть медали? — спросил Джонни, с трудом возвращаясь в реальность. — Это бы пригодилось. Очень удачно было бы, если бы на кладбище лежал кто-нибудь весь в медалях.

Ноу Йоу крутанул верньер.

— Сейчас прогляжу следующие номера, — сказал он. — Там должно быть что-нибудь, если… Ого… смотрите!

Они попытались разом втиснуться под один козырек. Когда до них дошло, что нашел Ноу Йоу, они онемели.

Я знал, что это важно, думал Джонни. О господи…

— Ни фига себе, — вырвалось у Холодца. — Что ж это был за бой, если все погибли…