Джонни и мертвецы

– Это из-за Ночи Костров, – сказал Джонни. – Слишком много народу повзрывалось на фейерверках, вот и придумали Хэллоуин, чтобы просто надевать маски и наряжаться.

– Миссис Ментор говорит, это все попахивает черной магией, – заявил Холодец.

Миссис Ментор жила по соседству с Джонсонами и славилась странным отношением к таким явлениям жизни, как, например, прослушивание записей Мадонны на полной громкости в три часа ночи.

– Может, и так, – не стал спорить Джонни.

– Она говорит, в Хэллоуин ведьмы переходят все границы, – продолжал Холодец.

– Что? – Джонни наморщил лоб. – Зачем? Хотят попутешествовать, поглядеть на эти самые… как их… Канарейские острова?

– Наверное, – пожал плечами Холодец.

– Н-ну… в общем, неглупо. Они же старые, им, наверное, в мертвый сезон делают скидку, – сказал Джонни. – Моя тетка может куда хочешь доехать на автобусе почти задаром, а она никакая не ведьма.

– Тогда непонятно, чего миссис Ментор волнуется, – пожал плечами Холодец. – Ведь если все ведьмы укатят в отпуск, здесь станет куда спокойнее…

Они миновали чрезвычайно декоративный склеп – он мог похвастать даже оконцами из кусочков цветного стекла. Трудно было представить, кому может взбрести в голову заглядывать внутрь, но еще труднее было вообразить, кому может припасть охота выглянуть наружу.

– Не хотел бы я оказаться с ними в одном самолете, – задумчиво протянул Холодец. – Представляешь, ждешь ты отпуска, ждешь, вот наконец тебе его дают – осенью, ты садишься в самолет, а там все эти ведьмы летят за бугор!

– И поют «Мы едем, едем, едем»? – спросил Джонни. – Или «Вива-эх-спа-аниель»?

– Зато обслуживание в гостинице уж точно будет высший класс, – добавил он, подумав.

– Ага.

– Смехота, – сказал Джонни.

– Что?

– Я читал, – объяснил Джонни, – что в Мексике или где-то еще есть обычай каждый год на Хэллоуин всем отправляться на кладбище и устраивать там большую фиесту. Понимаешь, они вроде как не въезжают, почему человек должен оставаться в стороне от событий, если он умер.

– Елы! Пикник? Натурально на кладбище?

– Да.

– А жмурики небось шпроты таскают? Представляешь – из земли лезут зеле-еные светя-я-ящиеся ру-уки… – замогильным голосом провыл Холодец.

– Вряд ли. И вообще… в Мексике не едят шпроты. Там едят тор… ну эту…

– Тортиллу.

– Вот-вот.

– Спорим, – сказал Холодец, озираясь, – спорим… спорим, тебе слабо постучать в одну из этих дверей. Спорим, за ними затаились покойники.

– А чего им таиться?

Холодец подумал.

– А они всегда таятся. Не знаю почему. Я смотрел. И еще они умеют проходить сквозь стены.

– А зачем? – спросил Джонни.

– Чего – зачем?

– Зачем им проходить сквозь стены? Живые-то этого не умеют. Так на кой это покойникам?

Мама у Холодца была очень сговорчивой в отношении видео. Если верить Холодцу, ему позволяли в одиночку смотреть такие фильмы, которые даже столетним старичкам приходится смотреть вместе с родителями.

– Не знаю, – сознался он. – Они всегда почему-то жутко злые.

– Из-за того, что померли, да?

– Наверное, – сказал Холодец. – Что за жизнь у покойников!

Вечером Джонни задумался над этим (к тому времени он уже познакомился с Олдерменом). Знакомых покойников у него было не много: мистер Пейдж, который, кажется, умер в больнице, и прабабушка, которая просто умерла. Их нельзя было назвать особенно злыми. Прабабушка не очень хорошо ориентировалась в окружающей обстановке, но никогда не злилась. Джонни навещал ее в «Солнечном уголке» – она там помногу смотрела телевизор, коротая время в ожидании обеда, полдника или ужина. А мистер Пейдж, тихий старичок, единственный из взрослых с улицы Джонни, днем бывал дома.

Вряд ли они стали бы восставать из мертвых только для того, чтобы станцевать с Майклом Джексоном. А единственное, ради чего прабабушка Джонни стала бы проходить сквозь стены, – это телевизор, который можно смотреть без необходимости предварительно с боем увести пульт у пятнадцати других старушек.

Джонни казалось, что многие люди все понимают шиворот-навыворот, о чем он и сообщил Холодцу. Холодец не согласился:

– Наверное, покойники думают по-другому.

Они шли по Западной авеню. Кладбище было спланировано как город с улицами. Названия не блистали оригинальностью – Северный проезд и Южная аллея, к примеру, упирались в Западную авеню. В месте слияния на засыпанном гравием пятачке стояли скамейки – это было что-то вроде центральной площади. Но большие безмолвные викторианские склепы создавали атмосферу предпраздничного «короткого» дня, затянувшегося навеки.

– Отец говорит, все это застроят, – сказал Холодец. – Он говорит, городской совет продал кладбище какой-то крупной компании, потому что его жутко дорого содержать. За гроши продал. За пять пенсов.

– Целое кладбище? – не поверил Джонни.

– Так он сказал. – Казалось, Холодцу и самому не больно-то верится. – И вроде вышел скандал, реально.

– И тополевую рощу?

– Все-все, – сказал Холодец. – Под офисы, что ли.

Джонни оглядел кладбище. Это был единственный на много миль участок открытой местности.

– Я бы дал фунт, не меньше, – сказал он.