Джонни Мнемоник

– А кто же я ещё, Ральфи? Отличный кусок мяса, битком набитый имплантированными чипами памяти, в которых ты хранишь своё грязное бельё, пока нанимаешь киллеров для меня. И этому куску мяса, Ральфи, кажется, что ты должен кое-что объяснить.

– Всё из-за этой новой партии товара, Джонни. – Он глубоко вздохнул. – Как брокер…

– Скупщик краденого, – поправил я.

– Как брокер, я обычно очень тщательно подбираю свои каналы.

– Ты покупаешь только у тех, кто крадёт лучшее. Понял.

Он снова вздохнул.

– Я стараюсь, – сказал он устало, – не покупать у дураков. Но на этот раз, боюсь, сделал это. – Третий вздох был сигналом для Льюиса. Он нажал кнопку нейропрерывателя, который они закрепили под столом с моей стороны.

Я собрал все силы, пытаясь согнуть указательный палец правой руки, но казалось, что он принадлежит кому-то другому. Я мог чувствовать металл оружия, мягкую поролоновую ленту, обмотанную вокруг неудобной рукоятки, но руки были далёкими и неподвижными, как из воска, холодного воска. Я надеялся, что Льюис был настоящим куском мяса, достаточно тупым, чтобы потянуться за сумкой и задеть мой лежащий неподвижно на курке палец, но я ошибся.

– Мы очень беспокоились о тебе, Джонни. Очень беспокоились. Видишь ли, то, что хранится в тебе, – собственность Якудз. Дурак стащил у них это, Джонни. Мёртвый дурак.

Льюис усмехнулся.

Во всём этом был смысл, очень неприятный смысл, словно мешки с мокрым песком, падающие на голову. Убийство – не стиль Ральфи. Даже Льюис был не в стиле Ральфи. Но он дал себе влипнуть где-то между Сыновьями Неоновой Хризантемы и тем, что им принадлежало (или, скорее, чем-то таким, что принадлежало кому-то ещё). Ральфи, конечно же, мог использовать ключевую фразу, чтобы ввести меня в режим идиота-всезнайки, и я выплесну их драгоценную программу, не запомнив при этом ни одного ключа. Для скупщика краденного, как Ральфи, этого было бы вполне достаточно. Но не для Якудз. Якудзы знают о Спрутах и не хотят беспокоиться из-за того, что один из них может вытащить едва заметные следы их программы из моей башки. Я мало знаю о Спрутах, но до меня доходили слухи, и я сделал одним из принципов никогда не повторять их моим клиентам. Нет, это точно не понравилось бы Якудзам: слишком похоже на вещественное доказательство. Они бы не добились всего того, чем владеют сейчас, оставляя за собой вещественные доказательства повсюду. И в живых.

Льюис ухмылялся. Я полагаю, сейчас он думал о точке, расположенной неглубоко под моим лбом, и о том, как добраться туда, не особенно церемонясь.

– Эй, – произнёс низкий женский голос откуда-то у меня из-за плеча, – ковбои, вы определённо проводите время не очень-то весело.

– Убирайся, сука, – сказал Льюис, его загорелое лицо было неподвижно. Ральфи выглядел непроницаемо.

– Развейтесь. Хотите купить немного дешёвого сырья? – Она отодвинула кресло и села прежде, чем её успели остановить. Она была в пределах моего неподвижного поля зрения – худая девица в зеркальных очках, тёмные волосы зачёсаны в непослушную гриву. Она была одета в чёрную кожаную куртку, распахнутую так, что видна футболка, расчерченная чёрными и красными полосами. – Восемь тыщ за грамм веса.

Льюис раздражённо фыркнул и попытался ударом выбить её из кресла. Каким-то образом он промахнулся, её ладонь метнулась вверх и, казалось, на мгновение коснулась его запястья. Яркая кровь брызнула на стол. Он схватился за руку и зажал запястье так, что побелели костяшки пальцев. Между пальцами сочилась кровь.

Но, кажется, в руке у неё ничего не было?

Льюису понадобится операция по сшивке сухожилия. Он с предосторожностями поднялся, забыв о кресле. Оно перевернулось. Парень шагнул из моего поля зрения, не произнося ни слова.

– Ему не мешало бы обратиться к врачу, – сказала она. – Ужасный порез.

– Ты даже не подозреваешь, – сказал Ральфи неожиданно усталым голосом, – в какое дерьмо ты только что вляпалась.

– Что, серьёзно? Детектив. Меня так возбуждают разные детективные истории. Например, почему твой друг здесь ведёт себя так тихо. Будто замороженный. Или для чего нужна вот эта штуковина, – она держала миниатюрный пульт, который непонятно как вытащила у Льюиса. Ральфи выглядел больным.

– Может быть, ты хочешь получить четверть миллиона, отдать это мне и сходить прогуляться? – Жирная ладонь поднялась, нервно провела по побледневшему худому лицу.

– Чего я хочу, – сказала она, щёлкнув пальцами, и пульт стал крутиться, поблёскивая, – это работу. Контракт. Твой парень повредил себе запястье. Но четверть сойдёт для аванса.

Ральфи резко выпустил воздух из лёгких и начал хохотать, демонстрируя зубы, которые не поддерживались на уровне стандартов Кристиана Уайта. Тут она отключила прерыватель.

– Два миллиона, – сказал я.

– Мой человек, – сказала она и засмеялась. – Что в сумке?

– Дробовик.

– Грубо. – Это мог быть и комплимент.

Ральфи промолчал.

– Зовут Миллионс. Молли Миллионс. Хочешь убраться отсюда, босс? Люди начинают оборачиваться. – Она поднялась. Она носила кожаные джинсы цвета высохшей крови.