Джонни Тремейн

Джонни вдруг заметил, что Гоблина держит за повод веснушчатый паренёк с рыжей шевелюрой, примерно такого же роста, как он сам. Это был Пампкин, тот самый, что подрабатывал в конюшне у Лайта. Их глаза встретились. Беззвучно шевеля одними губами, Пампкин изобразил слово «шпоры».

Джонни вонзил шпоры в бока Гоблину. Конь, и без того возбуждённый, высоко подпрыгнул, метнулся вправо, влево, вскинул копытами и рванулся вперёд. Красные мундиры кругом Джонни попадали, и только какой-то сержант упорно ещё держался за уздечку и одним весом своего тела пересиливал коня. Как у всякого бостонского мальчишки, у Джонни в кармане был перочинный ножик. Он вынул его, пригнулся к шее Гоблина и перерезал ремни. Таким образом он вместе с сержантом освободился также и от уздечки. Гоблин вскинул свою красивую голову и понёсся что есть мочи.

Джонни не мог понять, как это конь умудрился ни разу не споткнуться о колышки палаток, разложенные костры, составленные мушкеты и не запутаться среди баранов, купленных на убой и стоявших кучками. Раздался пистолетный выстрел. Стрелял офицер — простым солдатам не полагалось иметь при себе пистолеты. Он, вероятно, выстрелил в воздух — они обычно так стреляли. Джонни оставил выгон позади и уже скакал по Хэнкокской дороге. Не имея уздечки, он не мог управлять конём. Гоблину вздумалось повернуть вдруг назад, и он начал петлять по полям и фруктовым садам; Джонни прильнул к его шее, чтобы не быть сбитым нижними ветками деревьев; затем они помчались задами хэнкокского и лайтовского домов, перескочили через каменную ограду, пронеслись каким-то переулочком, перепрыгнули деревянный забор, перепугав старушку, развешивавшую бельё, так что она чуть не проглотила защепку для белья, добрались до Западного Бостона и оттуда — опять на Маячный холм.

Гоблин начал выдыхаться и несколько присмирел. Миссис Бесси и Цилла всегда угощали его морковкой, поэтому неудивительно, что конь свернул к Лайтам и начал поддаваться на увещевания Джонни:

— Тихо, тихо, Гоблин, я же с тобой. Ничего тебе не грозит. Спокойно, ну!

Конь остановился у чёрного хода лайтовского дома. Весь в мыле и тяжело дыша, он стал озираться в надежде, что откуда-нибудь появится морковка.

Одна из лошадей, которую впрягали в карету Лайтов, стояла на привязи во дворе конюшни. Какой-то солдат чистил её. Это был Пампкин. Мундир его висел на заборе. Пампкин поднял голову и ухмыльнулся.

— Я бы лучше согласился принять тридцать плетей, чем скакать на таком коне без уздечки!

— Нет, отчего же, я славно проехался, — небрежно ответил Джонни.

На самом деле он, конечно, немного струхнул, но не хотел в этом признаться.

— Передайте вашему хозяину, что газеты попали туда, куда надо.

— К английским солдатам?

— Ага. Ведь среди них есть, как вы знаете, виги. В армии многие, как и в Англии, на вашей стороне. — Он стал выбивать скребницу о ствол дерева. — Потому-то у нас столько дезертиров. Офицеры рвут и мечут.

— А разве дезертиров не расстреливают… там же, на выгоне, подле барьеров?

— Конечно — кого поймают.

— А если придётся драться, то есть когда придётся драться, как они будут воевать?

На веснушчатой физиономии Пампкина глаза казались двумя маленькими зелёными треугольниками. Он уставился ими на Джонни:

— Мы-то? Мы будем драться как черти. Мы всегда дерёмся как черти.

— А вы сами, мистер Пампкин?

— Я? — Пампкин сплюнул. — Чего зря языком болтать! Дело покажет.

— Но вы ушли бы, если б можно было?

Невзрачная физиономия Пампкина сморщилась.

— Мисс Цилла (ох, и душечка же она, а?) и миссис Бесси, обе говорят, что вам можно довериться. Если бы мне достать такую блузу, какую носят у вас фермеры! Да какую-нибудь старую шляпу, в которую были бы вшиты чёрные волосы и вот так бы свисали… Если б нашёлся фермер, который сказал бы, что я его работник, и вывел меня с собой за Перешеек…

Джонни подошёл к нему вплотную:

— Я всё это могу.

— Правда?

— Правда. Вы же меня спасли от плети.

— Верно. Слушай, мне нравится у вас. Я хочу переселиться к вам навсегда. Ферма. Своя. Коровы. Свои. У нас в Англии бедному человеку всем этим не обзавестись. А здесь можно.

Головы их совсем сблизились. Пампкин, беспокойно оглянувшись через плечо, приподнял тяжёлое копыто коня и начал вычищать его металлическим крючком.

— В конце концов, я должен кому-то довериться… Всё равно не миновать. Почему бы не вам и не сейчас…

— Но, если поймают, — расстрел!

— Конечно, расстрел. Это ж армия.

— Вот что. Я достану одежду. Принесу сюда, спрячу в сарае под сеном, а Цилла вам передаст, когда всё будет готово. Затем переговорю с одним фермером, который каждый четверг приезжает сюда на рынок из Лексингтона. Он вас выведет отсюда. Я передам Цилле, а она вам. И тогда… вы будете свободны.

— И больше никогда на меня не закричит сержант! Ферма. Коровы.

— Вот-вот. И вы можете получить отличную землю.[21]

— Ну какой я солдат? Я фермер. Ненавижу запах пороха. Я люблю навоз.

— Одно условие, мистер Пампкин. Я всё это вам устрою, если и вы мне поможете. Приятелю моему нужен мушкет. Спрячьте его туда, куда я положу крестьянскую одежду для вас, хорошо?

— Это я могу.