К полудню на улицах стали появляться небольшие группы солдат. Они шли из дома в дом. Генерал Гейдж отдал несколько запоздалый приказ — арестовать вождей оппозиции. Никого из них в городе не оказалось. Как там ни пугали раздосадованные солдаты чёрную служанку Сэма Адамса, сколько ни ломали они забор у Джона Хэнкока, ответ был один: хозяева уехали из Бостона ещё месяц назад. Солдаты ворвались в дом Джозефа Уоррена. Его не оказалось. Поля Ревира тоже не было. Все главари исчезли.
Роберта Ньюмена, заподозренного в том, что это он накануне зажёг фонари в Христовой церкви, бросили в тюрьму, а Джон Пуллинг, которого подозревали всего лишь в сообщничестве, был вынужден прятаться у своей бабушки в бочонке из-под вина. Двоюродный брат Поля Ревира попал в тюрьму. Среди солдат нарастало раздражение, а бостонцы торжествовали. Откуда, на каком основании появилось у них это чувство, было непонятно. В воздухе была разлита вера в победу.
Как только Джонни услыхал, что отряды патрулируют улицы и ищут подозрительных, он послал сказать дядюшке Лорну. Дядюшке следовало поскорее улепётывать. Затем, постояв перед воротами тюрьмы и проследив, кого именно туда препроводили, Джонни отправился на Солёную улицу сам. Улица была пустынна, но из всех окон глядели люди. Здесь что-то изменилось. Джонни всмотрелся и понял, в чём дело: не было больше человечка в синем сюртуке, наблюдавшего Бостон в бинокль. Вывеску, которая казалась неотъемлемой частью улицы, сорвали и растоптали. Дверь в типографию была разнесена в щепы.
Джонни вошёл внутрь. Станки были сломаны. Литеры перемешаны. Постели на чердаке — его и Рэба — вспороты штыками. Ему сделалось жутко, и он побежал к Лорнам на другую сторону улицы.
Тётушка Дженифер сидела на кухне. Огромный пуховик лежал у неё на коленях, свешиваясь частично на пол. Она спокойно обшивала его новым чехлом. Единственная странность заключалась в том, что у этой домовитой хозяйки всюду на полу небрежно валялись перья.
Рэббит, в восторге от новых игрушек, подбирал пёрышки, втыкал их себе в волосы и приговаривал: «Янкиду».
— Они были тут? — спросил Джонни.
— Да. Они ушли?
— Все до единого!
— Мы получили твою записку, когда они уже заворачивали на Солёную.
Перина вдруг зашевелилась.
— Можешь вылезать, — шепнула тётушка Дженифер. Задыхаясь от пуха, похожий больше на птицу, чем на человека, из-под перины вылез дядюшка Лорн.
— Па, па!
Новое обличье отца мальчику явно нравилось. Всё ещё дрожа, ибо дядюшка Лорн был человек робкий, он поцеловал жену и обнял сына.
— Я ничего другого придумать не могла, — сказала тётушка Дженифер. — Мистер Лорн только и знал, что повторял: «Я не боюсь смерти». Мы уже слышали, как по улице шагают солдаты… было ужасно. Ну вот, я его и засунула сюда, а сама продолжаю шить.
— Солдаты были грубы?
— Грубы? Они были в бешенстве!
— Отлично, — сказал Джонни сурово. — Значит, они не на шутку перепуганы. Видно, туго пришлось солдатам, которых Гейдж отправил туда. Кое-кто из офицеров уже знает, а солдаты догадываются и носятся в расстёгнутых мундирах и орут: «Войны захотели — мы им покажем войну! Ах, налогов не желают платить? Кровью заплатят!»
— Правда? И ты думаешь, что наши берут верх?
— Не сомневаюсь в этом. Я стоял возле переправы и видел, как один английский майор возвращался из Чарлстона. Он был в штатском плаще поверх мундира — чтобы не узнали. Выскочил из лодки и со всех ног бросился к губернаторскому дому. Он прибыл доложить Гейджу о том, что солдат Смита и Перси бьют.
— Ох, мальчик, боюсь, что ты всё это придумал!
— Ну нет! Я видел его лицо. Он был в бешенстве. Мундир весь в грязи! Он был оскорблён в своих лучших чувствах. Нет, на победителя он не был похож. Так выглядеть могут только английские офицеры, которых побила «деревенщина».
— Эх, Джонни, как приятно тебя слушать! Но всё же я не решилась бы судить о деле по выражению лица одного-единственного человека… Ты куда?
— На Маячный холм. Я думаю, что этот майор отправился к Гейджу, чтобы сообщить ему кое-что. Англичане попытаются добраться до Чарлстона тем же путём, что и он, под охраной орудий «Сомерсэта». Они не станут возвращаться, как уходили. Слишком опасно. Если догадка моя правильна, мы скоро увидим с Маячного холма, как они бегут, а наши — за ними.
— Возьми кусок пирога с мясом, Джонни. Ты прямо умница у нас!
Дядюшка Лорн возвратился из спальни, где он с помощью Рэббита очищался от перьев.
— Даже если они меня и повесят теперь, — возвестил он голосом, чуть дрожащим не только от пережитого испуга, но и от гордости, — я не буду считать, что напрасно прожил свою жизнь.
На улице Джонни попадались офицеры. Они покрикивали на солдат, пытаясь загнать их в казармы, и даже подчас наносили им удары саблями плашмя. Английским войскам нельзя было отказать в боевом пыле. Только и было разговоров, что о том, сколько этих мерзавцев и проклятых мятежников они убьют. За один день всё переменилось в Бостоне.
Обе стороны сняли перчатки, и руки под ними оказались в крови. Война началась.