Джордж Гершвин: Путь к славе

Здесь будет уместно привести мои собственные европейские впечатления, которые прольют дополнительный свет на беспрецедентную посмертную славу Гершвина за границей. В 1940—1950-х годах, когда я ездил в Европу практически каждый год, я постоянно попадал на концерты музыки Гершвина, проходившие иногда в самых неожиданных местах. Однажды в типичном венском кафе на открытом воздухе, которых было особенно много в годы, предшествующие первой мировой войне, я слышал, как два музыканта на двух роялях исполняли не Иоганна Штрауса или Франца Легара, а "Рапсодию в голубых тонах". В том же году, а может быть, во время другой поездки, я совершил восхождение на гору Хунгерберг в Австрии. Там, на крыше Австрии, благополучно попивая свой кофе со взбитыми сливками, я вдруг услышал, как из местного репродуктора полились звуки гершвиновской "Леди, будьте добры!". На протяжении всех моих поездок по странам Европы музыка Гершвина, казалось, следовала за мной, как моя собственная тень. Я слышал ее в концертных залах, гостиницах, театрах, ночных клубах, танцевальных залах — однажды даже на железнодорожном вокзале у озера Комо. Этого, в общем-то, и следовало ожидать, так как Европа в то время была буквально помешана на песнях Гершвина. Но чего я действительно не мог ожидать, так это приема, оказываемого серьезным работам Гершвина почти во всех европейских городах. Особенно это касается так называемых гершвиновских концертов. Во Флоренции концерт гершвиновской музыки вызвал такой ажиотаж, что сотни желающих попасть в довольно вместительный концертный зал не смогли приобрести билетов и выражали свое недовольство с типичной для итальянцев экспансивностью. Но кульминационным моментом оказалось то, что намеченный на следующий вечер концерт из произведений Бетховена был отменен в пользу еще одного гершвиновского. Несколько лет спустя после описанного события в Мюнхене пронесся слух, что местная филармония планирует в ближайшее время провести концерт, программа которого будет состоять из произведений Гершвина. Касса филармонии подверглась немедленной осаде, и билеты были мгновенно распроданы. И все это еще до того, как в городе появились официальные объявления о предстоящем концерте!

В феврале — марте 1961 года я совершил первую поездку в Израиль, где меня знали по нескольким моим книгам, переведенным на иврит. Первое издание данной книги в переводе на иврит пользовалось большим успехом, и поэтому для израильтян мое имя неизбежно ассоциировалось с именем Гершвина. Не успел я поселиться в тель-авивском отеле "Шератон", как мне позвонили из израильского радио "Кол Йисроэль" с просьбой дать два интервью. "Первое из них, — как мне сказали, — должно быть посвящено Джорджу Гершвину, так как в Израиле он считается американским композитором номер один". Во втором интервью я должен буду рассказать о себе.

В общем, как и было задумано, первое интервью было посвящено Гершвину. Что же касается второго, то в нем речь шла отнюдь не о моей музыкальной карьере. Я едва успел ответить на первый вопрос о себе, как ведущий спросил меня о Гершвине и обстоятельствах нашего знакомства. Следующие затем полчаса были целиком заполнены вопросами и ответами о Джордже Гершвине.

Затем я посетил Иерусалим. В тамошней консерватории было организовано официальное чаепитие, на которое были приглашены ведущие израильские музыканты. "Не могли бы вы сказать несколько слов присутствующим здесь гостям?" — спросила меня директор консерватории. — "Разумеется, с удовольствием". — "Об американской музыке?" — вновь спросила она. — "Да", — ответил я, — я буду говорить об американской музыке". — "Тогда расскажите нам о нашем любимом американском композиторе Гершвине".

Нечто подобное произошло со мной еще раз летом 1965 года, когда меня пригласили на музыкальный фестиваль "Июньские недели", проводимый в Вене. Большим успехом на фестивале пользовался приехавший в Вену Кливлендский симфонический оркестр, одна из двух программ которого была целиком посвящена творчеству Гершвина. В то же время большой энтузиазм вызвало известие о предстоящем спектакле в Фольксопере "Порги и Бесс" в постановке Марселя Проуи, которому предстояло открыть осенний сезон. Вена всегда проявляла большую любовь к Гершвину, особенно со времени его визита в 1928 году. Венцы и сейчас любят музыку Гершвина. Не было никакой возможности ни купить, ни украсть билет на гершвиновский концерт в исполнении Кливлендского оркестра. Все билеты были распроданы на много недель вперед. Так что когда меня пригласили выступить с лекцией об американской музыке в Австро-Американском институте по образованию, его директор со всей определенностью дал понять, что под "американской музыкой" он имел в виду Гершвина.