Джордж «Леопард»

И когда долина оказалась разделенной между новыми поселенцами и у Джорджа появились соседи за пять, а не за пятнадцать миль, он стал наезжать к ним и приглашать их к себе. Они охотно принимали приглашение — ведь, несмотря на все свои странности, он был хорошим малым. Он пожелал жить один, ну и что ж — женщины находили это даже пикантным. Он стал очень богат, а это нравилось всем. 'Все же его считали слегка помешанным: на своей ферме он не разрешал трогать диких зверей; если какого-нибудь туземца задерживали, когда он ставил капканы, он сам избивал его и потом отправлял в полицию: он считал, что штраф, который он платит за избиение туземца, стоит того. Его ферма была настоящим заповедником, и чтобы уберечь скотину от леопардов, ему приходилось держать ее за частоколом. А если иногда он и терял вола или корову, так для хозяйства это не было ощутимо.

По воскресеньям Джордж обычно приглашал гостей поплавать в бассейне; в этот день двери его дома открывались для всех, каждый был здесь желанным гостем. Джордж слыл хорошим хозяином, у него был прекрасный дом, а слуги вызывали зависть у всех хозяек; возможно, ему не могли простить как раз того, что его слуги безупречны. Они никогда не бросали его, чтоб уйти «домой», как делали слуги у многих других; их дом был тут, на его ферме, и под началом старого Смоука они хорошо работали; поселок был настоящей туземной деревней, а не скопищем полуразвалившихся лачуг, как обычно, о которых никто не заботится, — к чему заботиться о доме, если знаешь, что долго в нем жить не будешь. То, что у холостяка так хорошо вымуштрованы слуги, вызывало зависть у женщин всего края. И когда они подтрунивали над ним, замечая, что он так прекрасно справляется, в их голосе звучало раздражение. «Ох, уж эти заядлые холостяки», — обычно говорили они. На что он добродушно отвечал: «Да, да, пора уже подумать о женитьбе».

Может быть, он и на самом деле чувствовал, что ему пора жениться. Он знал — в том, что он принимает у себя гостей и ездит в гости сам, усматривают намерение найти себе невесту. И девицы, конечно, предоставляли ему эту возможность. Уж что-что, а завидным женихом он был во всяком случае, и если с ним держали себя настороженно, то виноват в этом был он сам. Иногда он разглядывал полуобнаженных женщин, расположившихся под бамбуковыми деревьями вокруг бассейна, — их позы были обдуманны, рассчитаны на то, чтобы произвести впечатление, и глаза его суживались, взгляд становился неприятным. Это было даже несправедливо, ведь если к мужчине не подойдешь ни с заботой, ни с нежностью, то это единственное, что еще остается. Все это привело к тому, что он нарочно поставил ту самую фотографию на видное место, на столик возле кровати; и когда девушки что-нибудь говорили на этот счет, он, полузакрыв глаза, отчего делался волнующе-интересным, замечал: «А, Бетти, — да, вот это была женщина!»

Одно время думали, что он все же «попался». Его ферма граничила с одной стороны с фермой немолодой уже женщины, у которой были две взрослые дочери; она была и замужем и в то же время не замужем — муж ее, казалось, никак не мог решить, то ли ему разводиться, то ли нет. Девушкам было едва за двадцать; они ездили верхом, пили виски, мужчинами, которые им нравились, эти худенькие сорви-головы привыкли вертеть, как им только вздумается. Говорили, что из них выйдут хорошие жены для таких мужчин, как Джордж: они будут платить взаимностью, если к ним относиться хорошо. Но о них всегда говорили во множественном числе, потому что Джордж ухаживал за обеими сразу и они были поразительно друг на друга похожи. Мать хозяйничала на ферме, ибо мужу было не до того — он был слишком занят какой-то женщиной в городе, чуть больше, чем следует, пил и флегматично жаловался:

— Господи, почему у меня дочери? Если сыновья ведут себя плохо, так это в порядке вещей.

Соседка обычно поверяла Джорджу свои горести, а он только улыбался и подливал ей в бокал.

— Бог благословит вас, если вы на одной из них женитесь, — говорила она хмуро. — Прости меня, господи, что я так говорю, но они только и умеют, что развлекаться.

— Что ж, это вполне естественно в их возрасте, миссис Уотли.

За его отечески-снисходительным тоном нельзя было не почувствовать злорадства от того, что планы девушек рушатся.

Обычно, когда Джордж входил в комнату, он сразу же находил миссис Уотли и просиживал возле нее часами, очевидно, испытывая удовольствие от ее общества, и ей как будто это тоже было приятно. Говорила преимущественно она, а он, устроившись поудобнее, задумчиво глядел на свой бокал, вертел его между пальцами и время от времени удовлетворенно хмыкал. Больше всего она говорила о своем муже, стараясь представить его лучше, чем он был на самом деле, и все в комнате замолкали, [82] слушая ее забавные истории, которые она рассказывала ворчливым тоном.