Так продолжалось до весны 1970 года. Темп был изматывающий, но Лукас любил монтаж, и ему нравилось то, что получалось. У Марши такой уверенности не было. Лукас продолжал настаивать, что главная тема «THX» – эмоции, но Марше казалось, что это незаметно. «Мне нравится эмоционально втягиваться в фильм, – говорила она. – А к “THX” я остаюсь равнодушной, он ничего не затрагивает во мне». Лукас злился и говорил, что Марша ничего не понимает. Она кивала и продолжала монтировать фильм в соответствии с видением Лукаса, но работа не радовала ее. «Ему нужен был абстрактный кинематограф, симфоническая поэма, нарезка картинок», – вздыхала она[422]
.В мае 1970 года нервничающие руководители «Уорнер Бразерс» наконец потребовали показать им «THX 1138». Съемки закончились семь месяцев назад, Коппола без конца твердил студии, что Лукас недаром потратил время и покажет что-то воистину великолепное. Пришла пора отвечать за свои слова. Вечером перед встречей с «Уорнер» Коппола пришел к Лукасу и посмотрел фильм в первый раз.
После просмотра он некоторое время молчал. Потом медленно проговорил: «Что ж, это назовут либо шедевром, либо мастурбацией»[423]
. Но затем начал уверять Лукаса, что волноваться не о чем: он убедит «Уорнер», что фильм все еще не закончен, и Лукас может исправить все, что им не понравилось, в следующем варианте монтажа. «Это твой первый фильм, мы все еще учимся, мы пробуем новое, – говорил он Лукасу. – Глупо было бы думать, что мы с первого раза попадем в яблочко»[424].Коппола забрал пленку и поехал в Голливуд. Лукасу оставалось только сидеть в Милл-Валли с Маршей и ждать.
На следующий день Коппола показал «THX» в офисе «Уорнер Бразерс». Кроме Эшли и Калли студия пригласила на показ нескольких важных шишек, в том числе Фрэнка Уэллса, главу коммерческого отдела, Дика Ледерера, вице-президента отдела производства, и Барри Бекермана, редактора сценарного отдела. Их реакция, мягко говоря, не была воодушевляющей. Руководители были озадачены. «Подождите, Фрэнсис, – спросил один из них, – что тут происходит? Это не тот сценарий, о котором вы нам говорили. Это вообще не коммерческое кино». Коппола мог только сползти на сиденье и пробормотать: «Честно, не знаю… какая-то ерунда»[425]
.Лукас ожидал такой реакции и готовился к ней. «[Фрэнсис] никогда не думает о негативных последствиях, – объяснял Лукас позднее. – А я, наоборот, думаю. Он говорит мне: “О… ты как восьмилетний ребенок… Почему ты всегда беспокоишься, что все пойдет не так? Почему ты не думаешь о том, что нас ждет огромный успех?”»[426]
. Однако в этом случае волнение Лукаса было оправдано: существовала реальная опасность, что руководители «Уорнер» просто заберут пленку и перемонтируют фильм сами. Лукас поклялся, что этого не произойдет, и даже подключил нескольких товарищей из «Зоотроп» к спасательной операции. Пока шел показ фильма, Мерч, Калеб Дешанель и Мэттью Роббинс ждали у подножия знаменитой водонапорной башни «Уорнер Бразерс», как раз рядом с просмотровым залом. Как только фильм закончился, они забежали в проекционную кабину, схватили катушки с пленкой и укатили на микроавтобусе «Фольксваген» Роббинса.Эшли не планировал забирать у Лукаса пленку – по крайней мере пока. Но он сказал Копполе, что фильм нужно сделать более «доступным» для зрителей. Лукас был поражен; с его точки зрения, он и так снял фильм, который гораздо доступнее его студенческой короткометражки. «Доступный, но также стилизованный и двуплановый», – сказал Лукас позднее; его расстроило, что руководители студии не уловили этого[427]
. «Они совсем ничего не поняли, – жаловался он. – Совсем запутались»[428]. Марша пыталась не напоминать ему, что говорила как раз об этом. «Я совсем не удивилась, что студии не понравился фильм, – сказала она позднее. – Но Джордж назвал меня ничего не понимающей дурочкой. Дескать, я гламурная фифа, а он у нас интеллектуал»[429].