Джордж Лукас. Путь Джедая

На занятиях и вне их Лукас продолжал запоем смотреть работы огромного количества разных режиссеров. «Киношкола – идеальное место для того, чтобы открывать для себя множество фильмов разных жанров», – говорил позже Лукас. В те дни, до появления DVD и потокового видео, малоизвестный авторский или иностранный фильм «должен был попасть в какой-нибудь артхаусный кинотеатр». Иначе «приходилось ловить его в два часа ночи по телевизору или же смотреть его в киношколе»[215]. Если говорить об американских режиссерах, то Лукасу были особенно интересны фильмы Джона Форда и Уильяма Уайлера; второй – влиятельный режиссер и кинематографист, которого помнят не только за то, что он получил три «Оскара», но и за неумение объяснить актерам, как нужно играть. Подобное качество позднее будут приписывать и Лукасу. Зарубежными кумирами Лукаса оставались Феллини и Годар. Особенно ему нравился недавний фильм Годара – научно-фантастический антиутопический триллер в стиле нуар «Альфавиль», где современный режиссеру Париж превращается в город будущего с одноименным фильму названием. Но Лукас нашел себе и нового идола – японского режиссера Акиру Куросаву.

По наводке Джона Милиуса Лукас сходил посмотреть несколько фильмов Куросавы в кинотеатр «Ла Бреа» в Лос-Анджелесе, и, по воспоминаниям, его «абсолютно сразил» фильм «Семь самураев» 1954 года. «Эта картина действительно оказала огромное влияние на мою жизнь: я увидел что-то невероятно прекрасное, полное чувств, и в то же время экзотическое», – говорил Лукас[216]. Он полюбил стиль Куросавы, «такой крепкий, уникальный»[217], с горизонтальными «мазками» при переходе между сценами, рваным монтажом и пыльными, слегка потрепанными декорациями и костюмами. Все в фильмах Куросавы выглядело так, будто это долго использовали, затем чинили и использовали снова – эту эстетику Лукас перенес в «Звездные войны». Лукасу нравилось, что Куросава уверенно обращается с сюжетом – не боится погружать зрителей в Японию Средних веков или девятнадцатого века без какой-либо предыстории. Если дать зрителям немного времени разобраться с мифологией, считал Куросава, то чужое покажется знакомым – еще одна находка, которую Лукас перенес в «Звездные войны».

И все же, несмотря на расширение своего кинематографического лексикона, в своем третьем фильме, «Херби», снятом для курса «кино 405», Лукас вернулся к знакомому языку Воркапича. На этот раз преподаватель Шервуд Оменс дал в пару старшекурснику Лукасу первокурсника Пола Голдинга. Скорее всего Лукас не сильно обрадовался, он становился все более капризным, когда речь шла о работе с другими, и предпочитал делать все сам. Он легко раздражался, если приходилось работать в съемочной группе с кем-то, кто за ним не поспевал. «Меня возмущала эта демократическая сторона кинематографа – когда надо помогать студенту, который явно недотягивает, – говорил Лукас позднее. – Мне хотелось соревнования, где побеждает тот, кто делает быстрее и лучше. Если кто-то не справляется со своими обязанностями, пусть лучше за них не берется»[218].

Однако Голдинг прошел проверку на вшивость; он оказался восторженным помощником, который к тому же принес с собой ключи от кладовой киношколы, а это гарантировало, что только у них с Лукасом будет доступ к столь желанной кинокамере «Аррифлекс»[219]. Это как раз тот тип предприимчивого неповиновения, в котором Лукас готов был поучаствовать, и они с Голдингом – тот тоже гордился своими способностями монтажера – сотрудничали еще в нескольких совместных проектах в USC.

После острополитического настроя «Взгляда на жизнь» и «Freiheit», «Херби» получился невероятно мягким: великолепные черно-белые кадры ночных огней, которые отражаются в изгибах автомобилей – наконец-то Лукас смог снять автомобиль! – а на фоне играет мягкий джаз квинтета Майлза Дэвиса, композиция Basin Street Blues. Название «Херби», кстати, взято от имени Херби Хэнкока, который, как ошибочно полагали Лукас и Голдинг, играет на фортепиано в этой композиции (на самом деле играл предшественник Хэнкока в квинтете, Виктор Фельдман). Как и «живописные фантазии» Воркапича, «Херби» объединяет в себе как будто случайные изображения и музыку, и в итоге получается совершенно новая целостная история. Это киноджаз во всех смыслах; с угасанием последней ноты на экране появляется единственный титр, сообщающий, что «эти отблески раздумий вам принесли Пол Голдинг и Джордж Лукас».

После трех первых фильмов Лукас больше не мог оставаться в тени, несмотря на все усилия. «Джордж всегда был тихим, – говорил Уолтер Мерч. – Он не из тех, кто всегда высказывается во время занятий. Он держал все в себе и выражал себя только через свои фильмы»[220]. Но теперь, благодаря первым короткометражным фильмам, «в нем распознали звезду»[221]. Как вспоминал Мэттью Роббинс, Лукаса «очень уважали все студенты, а многих преподавателей он озадачивал»[222].