Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

Если Эрик рассчитывал удержаться на службе (а именно таким было его намерение в первое время после прибытия в Бирму), он не мог открыто выражать свои настоящие чувства. Это привело бы к тому, что его моментально изгнали бы из колониальной администрации как политически ненадежное, нежелательное лицо. Приходилось все больше маскироваться. Вынужденное двоемыслие, навязанное ему еще в приготовительной школе, продолжалось, создавая фактический и эмоциональный материал для будущего художественного воплощения. Днем, во время службы, он выполнял рутинные обязанности, к счастью для него никогда не связанные с какими-либо политическими выступлениями местного населения против колониальной администрации. Случались бытовые убийства и грабежи, по поводу которых он отдавал распоряжения местным служащим, оставаясь в своем кабинете.

Но в основном работа состояла в наблюдении за тем, как соблюдается внешний порядок. Блэр писал массу отчетов о работе мастерских и магазинов в его округе, следил, чтобы они правильно заполняли массу форм, проводил занятия с подчиненными ему полицейскими (обычно около 30 человек) по поступавшим новым постановлениям и распоряжениям, организовывал доставку обвиняемых на допросы и судебные заседания, рассылал ночные патрули, которые иногда проверял, сопровождал посещавших его начальников во время инспекционных поездок по своему району и т. д.

Позже Блэр с ужасом вспоминал несчастных заключенных, страдавших всеми возможными недугами, подвергавшихся порке бамбуковыми палками по прихоти тюремного начальства за малейший проступок или просто по прихоти, вой женщин и детей при виде, как отцам семей при аресте выкручивают руки. В автобиографической части книги Оруэлла о положении рабочих Северной Англии говорилось: «Подобные вещи просто невозможно выдержать, когда вы хоть каким-то образом непосредственно за них отвечаете. Однажды я наблюдал, как вешают человека; это казалось мне хуже тысячи убийств. Я никогда не входил в тюрьму без чувства, что мое место - по ту сторону решетки»¹⁴⁶.

Блэр с ужасом узнавал, что подчиненные ему полицейские легко принуждают к сожительству, а еще чаще просто насилуют бирманских девушек, вознаграждая их за это мелкими подачками. Узнав о подобных случаях, Блэр в начале службы стремился наказывать подчиненных. Но и это не удавалось: местное население почти безропотно признавало право белых распоряжаться им, а девушки подчас считали за честь отдаться полицейскому. Постепенно с происходящим пришлось примириться.

Сам Блэр в отношениях с женщинами не был отшельником. Время от времени он вступал в связь с бирманскими девушками. О духовной близости речи не было. Но Эрик не третировал своих любовниц как низших существ¹⁴⁷. Блэр вообще считался «эксцентриком». Сослуживцы недоуменно пожимали плечами, узнав, что он стал посещать религиозные собрания принявших христианство каренов - небольшой этнической группы, населявшей южные районы Бирмы; или что он ведет долгие дискуссии с буддистскими монахами, иногда бывая в их храмах. Эрика шутливо, а иногда с чувством презрения спрашивали, не собирается ли он «превратиться в туземца».

Новый круг общения, разумеется, не свидетельствовал о том, что у полицейского офицера проявились какие-то религиозные (христианские или буддистские) воззрения. Он просто интересовался малознакомыми ему обычаями, стремился проникнуть во внутренний мир окружавших его людей или просто удовлетворял естественную любознательность, присущую молодому человеку, тем более собирающемуся заняться нелегким писательским ремеслом.

Поняв, однако, что его нестандартное поведение вызывает по меньшей мере удивление в среде сослуживцев, Эрик постепенно стал более покладистым, приспособился к окружающей обстановке, хотя у него и возникло чувство вины за то, что он оказался карьеристом и участвует в подавлении волеизъявления людей, видящих в нем и других британцах нежелательных пришельцев. Он «казался странным... но в перспективе он был способен вписаться в наш круг»¹⁴⁸, - сказал о Блэре один из сослуживцев. «Вписаться в круг» Блэру было нелегко, так как «круг» был до мозга костей пропитан колониалистскими и расистскими предрассудками. Через годы Оруэлл писал: «В Бирме я слышал расовые теории, которые были явно менее жестокими, чем гитлеровские теории по отношению к евреям, но определенно не менее идиотскими»¹⁴⁹.

Приходилось все чаще держать язык за зубами и тщательно выбирать тех, с кем можно общаться. Блэр все глубже понимал, что существует отвратительное «двоемыслие», до определенной степени неизбежное. И если не ограничить его доступ к собственной душе, оно может дать самые мерзкие всходы. А являясь государственной политикой, оно способно не просто превратить людей в рабов, а морально их искалечить. Внутренне сопротивляясь «двоемыслию», Блэр предпочитал вести разговоры с сослуживцами и другими европейцами на разного рода отвлеченные темы.