Эрик Блэр внимательно следил за возникавшими тенденциями, но был крайне осторожен в следовании конкретным образцам. В своих первых книгах Оруэлл стремился в художественно-публицистической форме передать свои впечатления о жизни тех, кто стоял на самом низу социальной лестницы двух европейских держав, выигравших мировую войну. При этом автор не отделял четко докризисный период от Великой депрессии. Оруэлл стремился показать, что обещание Дэвида Ллойд Джорджа, занимавшего пост премьер-министра в годы мировой войны - «Страна будет достойна своих героев» - оказалось пустой фразой. Страна встретила своих героев безработицей и нищетой. Разочарование сложившейся на родине ситуацией, усиленное бедами кризиса и неспособностью существующих влиятельных политических партий - Консервативной и Лейбористской - облегчить страдания низов, заставляло Оруэлла искать свою уникальную схему построения социальных отношений.
В первое время после возвращения из Бирмы Блэр не проявлял сколько-нибудь значительного интереса к теориям перестройки общества «на справедливых началах». Он писал позже, что тогда его не интересовали «ни социализм, ни другие экономические теории»191. Время, проведенное в Бирме, дало ему определенные знания об империализме как о системе колониальной экспансии (именно так понимал империализм Оруэлл), но не способствовало формированию «точной политической ориентации». Приехавший в Великобританию бывший бирманский полицейский офицер придерживался неопределенных полуанар-хических взглядов. Он считал, что любое государственное правление - неизбежное зло, и разделял всех людей на две резко очерченные, не имевшие полутонов и переходных ступеней, категории: угнетенных, которые всегда правы, и угнетателей, которые всегда во всем виноваты192.
ГЛАВА 4
ПЕРЕЕЗД ВО ФРАНЦИЮ
1. Париж
Сравнительно недолго пожив в Лондоне, Эрик понял, что британских впечатлений ему недостаточно для того, чтобы создать адекватное представление о жизни, раздумьях и чувствах низов общества. Поздней весной 1928 года он решил последовать примеру многих литераторов 1920-х годов, которых притягивал Париж, считавшийся своего рода всемирной художественной столицей. Вновь появившись в городе, с которым он впопыхах познакомился по дороге из Бирмы в Англию, он снял крохотную дешевую комнату в Латинском квартале. Низкая квартирная плата была неслучайной - стены были тонкие, и весенний холодный ветер продувал комнату насквозь. Вдобавок невозможно было избавиться от насекомых. Но платил он всего 50 франков в неделю, что было чуть меньше одного фунта стерлингов. Было и еще одно преимущество - близость парижского университета Сорбонны с его библиотекой, куда можно было записаться, не будучи студентом. По другую сторону находилась знаменитая Высшая нормальная школа - своеобразный университет, в котором на самом высоком для того времени уровне преподавались как естественные, так и гуманитарные науки и велись соответствующие исследования. Как раз в то время, когда Блэр приехал в Париж, здесь учился будущий знаменитый писатель Жан-Поль Сартр, а английский язык преподавал не менее знаменитый драматург Сэмюэл Беккет, один из основоположников театра абсурда. Естественно, ни с тем, ни с другим Блэр не встречался. Его интересовали совершенно другие знакомства - самые низшие слои парижан.
Когда на французском языке появится его книга, значительная часть которой будет посвящена парижским впечатлениям, отнюдь не благоприятным в плане описания условий жизни простых людей, Оруэлл сочтет необходимым указать в предисловии, что приводимое в книге не должно создать у читателя впечатления о его враждебном или недружественном отношении к Парижу и к парижанам: «Я хотел бы особенно подчеркнуть это французским читателям, так как очень расстроился бы, если бы они предположили, что я остался недоволен самим городом, о котором на самом деле я сохранил самые счастливые воспоминания»193.
Здесь снова проявились две связанные, но в то же время разграниченные стороны восприятия Блэром жизненных реалий: общаясь с простонародьем и искренне относя себя к нему, он в то же время находился если не над ним, то во всяком случае вне его. Иначе и быть не могло. Ведь по существу речь шла о работе. Автор собирал материал, полностью погружаясь в ту среду, жизнь которой намеревался описывать.
Незадолго до смерти Оруэлл писал своей хорошей знакомой Силии Пейджет, жившей в то время в Париже, как причудливо переплетались в его памяти хорошие и страшные воспоминания о пребывании в этом городе двенадцатью годами ранее: «Как я хотел бы оказаться в Париже вместе с тобой, особенно сейчас, весной. Бываешь ли ты когда-нибудь в Саду растений194? Я когда-то любил его, хотя, на самом деле, там нет ничего интересного, кроме крыс, которые в какой-то момент захватили его и были такими прирученными, что их можно было кормить с руки... Обычные деревья в Париже прекрасны, потому что кора не темнеет из-за дыма, как это происходит в Лондоне»195.