Джозеф Антон

Хотя многие из женщин, с которыми он был в дружеских отношениях, поддержали его (многие, но не все; критик Гермиона Ли, встретив его в ресторане, хоть и не без ласковости, но с изрядной долей негодования назвала его мерзавцем), он продолжал тревожиться из-за Милана. А потом — очередной приступ безумного поведения у реальной женщины, скрывавшейся за Иллюзией, ссора, возникшая из ничего, и он стал думать: Мне надо вернуться, я вернусь ради Милана, и он сделал глупую ошибку, упомянув о такой возможности в разговоре с Элизабет, которая отреагировала враждебно: ее собственная боль заслоняла для нее (и это вполне можно было понять) его проблемы. Он попытался второй раз, потом третий. Но она была так сильно ранена, так оборонительно настроена, что не могла смягчиться. Тем временем в Нью-Йорке пленившая его красавица умоляла его не уходить и в конце концов признала, что он был прав во всем, что его критика справедлива целиком и полностью, но говорила, что хочет все поправить, и поправит. Он ей поверил. Ничего не мог с собой поделать. Она была его мечтой о будущем, и он не мог отказаться от мечты. И он вновь отвернулся от Элизабет. Это проявление мягкотелого непостоянства было у него последним и самым жестоким. Он с отвращением смотрел на свои дела.

Адвокаты вступили в бой. Десять лет минуло с тех пор, как они с Элизабет ели в квартире у Лиз Колдер ягнятину с листьями настурции. С тех пор как его ударило молнией на острове Либерти, прошел год.

После двух фальстартов (двух квартир, чьих владельцев отпугнули проблемы безопасности) он на год снял маленький дом на Ноттинг-Хилл-Мьюз, принадлежащий поп-звезде Джейсону Доновану, который некогда блистал в мюзикле «Иосиф и его удивительный разноцветный плащ снов». Когда про это узнала пресса, «Ежедневное оскорбление», естественно, пришло в ярость: у дверей «ненавистника Британии» теперь круглые сутки будут дежурить полицейские в форме, поскольку он, видите ли, не хочет больше скрываться. Ну и наглец же вы, мистер Рушди! — прочел он в «Оскорблении». Элизабет не хотела, чтобы Милан бывал у него в том доме. Сказала, это небезопасно. Это ужасно напугает мальчика, выведет его из равновесия. «Ты эгоист, тебе ничего не стоит разрушить чужую жизнь, — сказала она. — Ты сделал счастливым хоть кого-нибудь? Как ты с самим собой живешь, удивляюсь». У него не было достойного ответа. Но в конце концов Милан стал у него бывать. В конце концов у них с Миланом установились тесные отношения любящего отца и любящего сына, и Милан вырос в замечательного, не по годам взрослого парнишку, спокойного, мыслящего, с мягким характером. В конце концов стало ясно, что жизнь Милана не разрушена, что это счастливая, открытая душа. Да, в конце концов, в конце концов… Но концу, увы, должна была предшествовать середина.

Мистер Джозеф Антон, международный издатель американского происхождения, скончался, никем не оплаканный, в тот самый день, когда Салман Рушди, писатель индийского происхождения, всплыл на поверхность после долгих лет подпольного существования и, бывая в Лондоне, стал жить на Пембридж-Мьюз в Ноттинг-Хилле. По крайней мере один человек отпраздновал это событие: сам мистер Рушди.

X. В отеле «Хэлсион»