Джозеф Антон. Мемуары

Затем – встреча в Скотленд-Ярде, где полиция отнеслась к его гневу с пониманием. Ричард Боунз из Особого отдела, который был на совещании в “Шпионском центре” (он молча сидел там на заднем плане), сказал: “С вами обошлись ужасающе. Ваш анализ – в самую точку. Я буду свидетельствовать в вашу пользу, если вам когда-нибудь понадобится”. Полицейские решили, что, пока ситуация не прояснится, будут охранять его в прежнем режиме. Постепенно он успокаивался, и ему пришло в голову, что после первоначального шока, вызванного сделкой, ситуация в Иране может стать более спокойной. Высшее духовенство пока еще не осудило соглашение. Может быть, надо просто-напросто подождать и к Рождеству он будет свободен.

Утром позвонил Робин Кук и постарался убедить его, что правительство делает все для решения проблемы. “Я разочарован анализом, с которым вас ознакомили службы безопасности, – сказал Кук. – Я запросил информацию от SIS к концу недели”. Кук согласился с ним, что положительный результат может и должен быть достигнут к Рождеству – то есть за три месяца.

Пройдет более трех лет, прежде чем мистер Утро и мистер День почувствуют, что достигнут положительный результат.

Реакция в Иране на декларацию Кука – Харрази становилась все более жесткой. Половина иранского меджлиса подписала петицию с призывом привести фетву в исполнение. Загадочная новая группа “студентов-радикалов” посулила за его убийство дополнительное вознаграждение в 19o тысяч фунтов (это оказалось ошибкой; правильная цифра – 19 тысяч). Со своей стороны, бонъяд (фонд), возглавляемый Саней с “Баунти”, повысил вознаграждение еще примерно на 300 тысяч долларов. Иранский поверенный в делах Ансари, которого вызвали в Форин-офис, чтобы выразить ему протест Великобритании, взвалил вину на освещение событий в британской прессе, на заявления британских министров и самого Рушди: все это “породило колоссальное давление на министерство иностранных дел в Тегеране, оно не ожидало, что новость окажется такой громкой”. Однако Ансари подтвердил приверженность Ирана нью-йоркскому соглашению. Что бы это ни означало.

Кларисса была обеспокоена. К ее дому подошли двое “мужчин мусульманского вида” и стали выкликать Зафара по имени, но он, конечно, был в Эксетере. Возможно, подумала она, это из-за того, что теперь он внесен в список избирателей.

Позвонил Алан Эванс, сотрудник “Бритиш эйруэйз”, которому поручили иметь с ним дело и который был во многом “на его стороне”. Эванс сказал, что “БЭ”, по его мнению, “движется к изменению позиции”, и, когда будут устранены несколько “сравнительно мелких” проблем, компания сможет принять положительное решение. “Через несколько недель”. Он не ошибся. Через несколько недель, после девяти с половиной лет запрета на полеты самолетами национальной авиакомпании, его пригласили обратно.

Состоялась премьера спектакля по “Гаруну и Морю Историй” – это была великолепная постановка, где атмосфера волшебства создавалась с помощью минимума средств. Море изображали реющие полосы шелковой ткани, все актеры по ходу спектакля делали небольшие фокусы, а в кульминационный момент, когда Гарун обнаружил источник всех историй, на лицах зрителей заиграл свет, показывая, что драгоценный источник этот – они сами. И снова, как и во время встречи с читателями в Хэмпстеде, из-за которой так разволновался коммандер Хаули, не было ни демонстраций, ни проблем с безопасностью. Был просто хороший вечер в театре.

Он послал экземпляр рукописи “Земли под ее ногами” Боно, чтобы узнать его мнение и исправить с его помощью ляпы, касающиеся мира рок-музыки. Но произошло совершенно неожиданное. Боно позвонил и сказал, что взял из романа кое-какие стихотворные тексты и написал к ним “пару мелодий”. “Одна из них очень красивая, – добавил Боно. – Из заглавного трека к роману. Одна из самых красивых вещей, какие мы сделали”. Он ухмыльнулся. Он не знал, сказал он, что у романов бывают заглавные треки, но – да, он понял, какую песню имеет в виду Боно. All my life I worshipped her, ⁄ Her golden voice, her beauty’s beat[246]. Боно звал его в Дублин послушать эту песню. Он написал роман о проницаемой границе между миром вымысла и реальным миром, и вот теперь одна из его вымышленных песен пересекла эту границу и стала реальной песней. Несколько недель спустя он действительно полетел в Ирландию, и у Пола Макгиннеса[247] в Аннамо, графство Уиклоу, Боно отвел его в свою машину и поставил пробный диск. Звуковая система в машине Боно была не такая, как у других. Это была всем системам система. Он послушал песню трижды. Она понравилась ему с первого же раза. Мелодия была совершенно не похожа на ту, что звучала у него в голове до того, это была крепко западающая в память баллада – то, в чем сильна группа U2. Он сказал, что ему нравится, но Боно повторил песню еще и еще раз, чтобы убедиться, что он не врет, и, когда наконец убедился, сказал: “Пошли в дом, дадим послушать всем остальным”.