Джозеф Шеридан Ле Фаню и готическая традиция в английской литературе

Горацио Уолпол (1717–1797) в «Замке Отранто» попытался воспроизвести наивную веру в чудесное и сверхъестественное, свойственную Средневековью. Автор выдает свое сочинение за перевод с итальянского подлинника, написанного в начале XVI века, но повествующего о событиях еще более отдаленных, происходивших во времена крестовых походов. В романе говорится о возмездии, постигшем семейство Манфреда, которое незаконно завладело замком Отранто. Здесь есть и исполнившееся пророчество, и давнее преступление, тайна которого выходит наружу через два поколения, и похороненный в подземелье при полном боевом вооружении законный владелец, который чудесным образом постепенно увеличивается в размерах и под конец, сотрясая стены замка, возносится на небеса, и видения, и странствия по мрачному подземелью, и перипетии любовных отношений, счастливо заканчивающиеся свадьбой наследника замка и главной героини. В предисловии ко второму изданию Уолпол пояснил, что пытался соединить смелый полет воображения, свойственный romance, с детальностью и правдоподобием, присущими novel.[2] В то же время в частной переписке он неоднократно отзывался о своем произведении как о пустячке,[3] а в письме к Ханне Мор (ведущей представительнице знаменитого женского клуба Синих Чулков) замечал, что «оно никуда не годится, но век, для которого оно написано <…>, требует лишь развлечения».[4] Новый важный род литературного творчества или пустячок на потребу невзыскательного читателя — сам Уолпол первый задал альтернативу в отношении готического романа, о котором до сих пор спорят критики, так и не приходя к единому мнению.[5]

Если повествование Уолпола требовало от читателя XVIII века проникнуться «наивной» верой своих предков в чудеса, то произведения Анны Радклиф (1764–1823) — «Сицилийский роман» (1790), «Роман в лесу» (1791), «Удольфские тайны» (1794), «Итальянец» (1797), — пользовавшиеся в конце XVIII века особенной популярностью, в большей мере соответствовали чаяниям просвещенного, но склонного к тревоге и унынию читателя того времени. Радклиф прежде всего сумела воссоздать в своих романах атмосферу тревожного ожидания, неуверенности перед лицом таинственных и непонятных жизненных обстоятельств. Свою героиню — молодую и невинную девушку, чьим состоянием путем хитроумных махинаций пытается завладеть некий злодей, — Радклиф, как правило, приводит в старинный, разрушающийся замок, где меланхолия руин, пугающий лабиринт потайных комнат и переходов и необъяснимые, сверхъестественные видения или явления создают чреватую катастрофой атмосферу. Однако героини писательницы, дрожа от страха, тем не менее пытаются проникнуть в тайны прошлого, отделить реальность от опутавшей ее паутины лжи, и в конце концов благодаря стечению обстоятельств козни злодея изобличаются, сверхъестественные события получают вполне рациональное объяснение, а героини обретают счастье и благополучие. Таким образом, «готический» опыт предстает у Радклиф как некое испытание добродетели в экстремальной ситуации, после чего происходит возвращение к обычной жизни.

Уильям Бекфорд (1760–1844) в «арабской» повести «Ватек» (1786) сосредоточивает основное внимание читателя на главном герое, творящем зло ради наслаждения властью и ни на минуту не задумывающемся над страданиями своих жертв. Иронически используя многие клише «восточной повести», в том числе притчеобразность и назидательность, Бекфорд приводит погрязшего в грехах калифа к заслуженному возмездию, однако даже в восточном «аду» тот сохраняет мрачное величие.

Мэтью Грегори Льюис (1775–1818) в романе «Монах» (1796) также выносит в центр повествования образ злодея и тему могущества и неискоренимости зла в человеческой природе. Вслед за Радклиф он переносит описываемые события далеко за пределы Англии: действие происходит в монастыре капуцинов в Мадриде, а католический монастырь охотно воспринимается английским протестантским сознанием как средоточие тайного греха и преступлений. Роман Льюиса имел огромный, но скандальный успех из-за откровенных, в духе маркиза де Сада, сцен соблазнения и насилия. Зло, исходящее от главного героя — монаха Амброзио, одержимого честолюбием, распаляемого сладострастием, не брезгующего магией, идущего от насилия к убийству, — не менее страшно, чем монастырская легенда о призраке окровавленной монахини или встреча с силами потустороннего мира. Как и Бекфорд, Льюис демонизирует злодея и наделяет его каким-то черным великолепием, в конце романа он подключает с этой целью даже фаустианский мотив сделки с дьяволом, на которую идет Амброзио, чтобы избегнуть кары инквизиции.