Марина, как истинная актриса, с каждой минутой пребывания на сцене (пусть и импровизированной) всё больше и больше входящая в роль, потребовала от Геннадия Константиновича, которому злая судьба выделила роль режиссёра этой постановки, выкинуть по известному и весьма неприличному маршруту и Александра, и Кристину. Едва ли не поголовно влюблённые в Опалова дамы подняли страшный шум. Да и мужчины, которые надеялись повторить проторенный нашим Ромео путь, тоже высказались против увольнения Кристины. Скандал ширился и набирал обороты, вопли и визги стояли до небес, когда наша прима выдвинула классический ультиматум: или уходит она, или выгоняют их. Геннадий Константинович, которому все эти разборки и капризы были уже поперёк горла, лишь рукой махнул. Уверена, будь наш Гек менее интеллигентным, послал бы всех по витиеватому маршруту, какому и грузчики бы портовые позавидовали. Марина, свято убеждённая, что за неё будут держаться и биться до последнего (она же красавица! Прима! И вообще, само совершенство со всех сторон!!!) покраснела, побледнела, затем бросила убийственно колкую гадость, пожелав всем скончаться страшных муках в полной нищете и забвении и сбежала, оглушительно грохнув тяжёлой входной дверью. Каюсь, в первую минуту после её ухода я искренне радовалась воцарившейся тишине, понимание произошедшего пришло позже, а окончательное осознание всей глубины ямы, в которой мы оказались, появилось лишь теперь. Потому что наш милейший Геннадий Константинович выбрал на роль Джульетты… меня. Спору нет, предложение само по себе весьма заманчивое, плоха актриса, которая не мечтает хоть раз блеснуть в постановке самой популярной трагедии Шекспира, но, три тысячи чертей, как говорила моя любимая миледи из «Трёх мушкетёров», плата за эту роль уж слишком велика. Во-первых, на меня ополчится львиная доля дам нашего театра, ведь как я уже говорила, в Ромео влюблены почти все сотрудницы и актрисы. Во-вторых, мысленно я уже собирала чемодан для поездки на свадьбу к сестре, которая целых три года выбирала достойную оправу себя, такой замечательной, и наконец-то окончательно определилась с женихом. Неявка на семейное торжество, по размаху спорящее лишь со спуском на воду «Титаника», приравнивалась к измене вере и Отечеству и каралась по всей строгости семейного закона: непрестанными жалобами, упрёками, мелкими подлянками, а то и бойкотом. Помимо этого было ещё и в-третьих: Ромео мне не нравился категорически. Александр Опалов упорно напоминал мне самодовольного и придурковатого павлина из мультика про хитроумного лисёнка Вука. Разумеется, мне хватало благоразумия держать своё особое мнение при себе, впрочем, учитывая, что я всего лишь замена примы, несравненный Александр своё царственное внимание мне и не уделял, чему я была даже рада. Только вот, если я стану Джульеттой из основного состава, избегать внимания Опалова станет невозможно, а пополнять его коллекцию ещё и своим разбитым и растоптанным сердцем мне совсем не хочется.
- Юленька, - Геннадий Константинович смотрит на меня так, что отказать ему просто невозможно. И вообще, это мой шанс заявить о себе, глупо от него отказываться!
- Уговорили, - я улыбаюсь и даже почти верю в то, что всё будет хорошо. – Очень постараюсь стать Джульеттой.
- Главное – не повторите её печальной участи, - Геннадий Константинович смеётся и проводит ладонью по груди, беду стряхивает, чтобы на вороте не висла.
Что поделать, деятели искусства – люди творческие, а потому весьма суеверны! И пусть я стараюсь во всём и всегда быть благоразумной особой, гипотетическую беду с себя всё равно смахиваю. Бережёного-то, как известно, и бог бережёт.
Успокоившийся и повеселевший Геннадий Константинович подхватывает меня под ручку и провожает на сцену. Я такому знаку внимания со стороны режиссёра ничуть не противлюсь, потому как, во-первых, приятно, во-вторых, не так уж часто за мной ухаживают, а в-третьих, покровительство режиссёра лишним не будет в нашем тесном мирке, иногда удивительно похожем на закрытую банку с ядовитыми змеями.