— Ничего ценного в доме нет, — напутствовала Джулию мать. — Хотя, — тут же спохватилась она, — твой дед был человеком непредсказуемым. Соберешь скатерти, занавески, постельное белье, он в этих вещах знал толк. Сложишь все в сундук. Ну и, конечно, собери фотографии, охотничьи ружья, хорошенько упакуй фарфоровый сервиз.
— Я помню портретные рамы в стиле модерн, — неожиданно с напускным равнодушием подала голос Изабелла, кроша хлеб в овощное рагу. — Несколько бронзовых и пара серебряных. Я бы от них не отказалась, они бы отлично смотрелись в моей гостиной.
— В нашей они будут смотреться не хуже, — заметила мать, не оставляя ей никаких иллюзий.
С тех пор как Изабелла начала готовиться к свадьбе, все ее мысли были заняты будущим семейным гнездышком, для которого она старалась урвать все, что представляло хоть какую-то ценность.
Джулия думала о Лео. Пусть сестра забирает все, что хочет. Лично ей ничего не надо. В калейдоскопе памяти мелькали подробности сцены в чужой квартире, куда привез ее Лео. Если бы сейчас она могла найти его, поговорить с ним, предупредить, что должна уехать!
Когда зазвонил телефон, Джулия сломя голову бросилась в коридор, схватила трубку, нетерпеливо закричала в нее:
— Алло!
— Как ты смотришь на то, чтобы заняться «Песнью о Роланде»? — Это была Сильвана.
— Сегодня не получится.
— А может, я заскочу? Отец едет в вашу сторону, он бы меня подбросил.
— Я не в форме. Ужасное настроение. Мне в голову ничего не полезет.
— Ну так просто поболтаем, — не отставала Сильвана, от которой не так-то просто было отделаться.
— Поверь, даже болтать нет настроения.
— У меня есть пластинка «Битлз», — почти прошептала в трубку Сильвана, словно признавалась в чем-то постыдном. — Я могу ее захватить. Может, твоя сестра захочет ее послушать. Или брат.
— Ладно, — признав свое поражение, согласилась Джулия, — приезжай… Скоро приедет Сильвана, — сообщила она, вернувшись в гостиную.
— Это та верблюдица с желтыми зубами? — сморщил нос Бенни.
— Какой ты остроумный! — поддела его Изабелла. — Между прочим, эта верблюдица к тебе неравнодушна, я видела, как она на тебя смотрит. Имея такого влиятельного папочку, можно и не быть красавицей: все равно женихи найдутся. Советую тебе не отмахиваться от такой завидной невесты.
— Ты не можешь оставить свои советы при себе? Уши вянут слушать, — огрызнулся Бенни.
Когда приехала Сильвана и в гостиной завели разговор о новой пластинке «Битлз», Джулия тихонько вышла и направилась к матери в кухню.
— В кого ты теперь влюблена? — задала мать неожиданный вопрос, вытирая вымытую тарелку.
— Все-то ты замечаешь, мамочка, — растерялась Джулия.
— У тебя же это написано на лице. С тех пор, когда ты в пятнадцать лет безнадежно влюбилась в того молодого человека, я имею в виду Гермеса Корсини, я всегда знаю настоящую причину твоей рассеянности, грусти, раздражительности. Итак, кто же он?
— На этот раз ничего похожего на Гермеса.
Мать насторожилась:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я люблю взрослого мужчину. — Джулия на мгновение запнулась. — Он женат.
— Женат?
Кармен почувствовала, как под ложечкой у нее похолодело. Она закрыла кран, вытерла руки, горько вздохнула. Она не стала читать проповеди, удержалась от упреков. Ей все труднее было находить общий язык с этой странной, не похожей на нее, непредсказуемой дочерью, для которой не существовало запретов, а жизнь без запретов рано или поздно может привести к катастрофе.
Кармен мысленно перебрала всех, с кем в последнее время общалась Джулия.
— Лео Ровелли, — почти утвердительно сказала она.
— Да, — призналась Джулия.
— Это у тебя серьезно?
— Такими вещами не шутят.
— Постарайся, чтобы об этом не узнал отец.
При слове «отец» Джулия со стыдом подумала, что вспоминает о папиной болезни лишь тогда, когда о ней говорят другие. Теперь она из-за его болезни должна уехать из Милана и не успевает предупредить об этом Лео.
— Не бойся, он ничего не узнает, — пообещала она.
— Надеюсь, у тебя это скоро пройдет. Дай Бог, чтобы поскорее и чтобы ты не слишком страдала. — Кармен подошла к ней и поцеловала в висок.
Джулия обняла мать. Так, обнявшись, они некоторое время молча стояли посреди кухни — мать и дочь, объединенные любовью, в которой было больше боли, чем радости.
Кармен проводила дочь на вокзал, к поезду. Джулия поднялась в вагон, прошла в купе второго класса и села на свободное место. Этот вокзал из стекла и металла с его высокими сводами всегда напоминал Кармен величественный собор, хотя свистки поездов, лязгающие буфера, невразумительные объявления по радио, крики предлагающих свои услуги носильщиков, гомон пассажиров никак не вязались с холодной торжественностью собора.