Джулия. Сияние жизни

Гермес понимал всю бессмысленность этого разговора. Будучи врачом, он знал: почти все женщины, перенесшие подобную операцию, испытывают в дальнейшем психологические трудности, но ему не хотелось верить, что подобное происходит с Джулией, – ведь его любимая не такая, как все.

– Ничего не произошло, – ответила Джулия. – Я, во всяком случае, на это надеюсь. Ты тот мужчина, о котором я мечтала долгие годы. Я люблю тебя всем сердцем, и это правда. Я благодарна тебе за свою первую любовь, за свои наивные романтические чувства, за счастье, которое ты подарил мне потом, в зрелости.

– Так в чем же тогда дело?

– Со мной что-то не так. Я не могу объяснить это словами, потому что и сама до конца не понимаю свое состояние. Вдруг появилось желание нравиться мужчинам, не только тебе, – призналась она, отводя глаза в сторону.

– И как его зовут? – резко спросил Гермес.

– Кого? – Джулия изобразила на лице удивление.

– Того, другого. Кому ты хочешь нравиться.

– Это просто фантазии, – соврала Джулия, думая о Франко Вассалли.

– Абстрактное, значит, желание, – стараясь сохранить спокойствие, заметил Гермес.

– Говорю тебе, мне трудно объяснить свое состояние, – продолжала Джулия. – Мне все всегда казалось четким и ясным, а сейчас мои прежние незыблемые нравственные принципы потеряли надо мной власть. Что это, в сущности, такое, моральный кодекс? Условности, которым мы всю жизнь подчиняем свои чувства. Не знаю, может быть, я напрасно так прямолинейна с тобой, но это правда. Я слишком дорожу тобой, чтобы врать.

– Эта правда слишком откровенна, любовь моя, у меня от нее голова идет кругом. Что касается твоих чувств, я не верю, что они возникли на пустом месте. Дыма без огня не бывает, – добавил он после небольшой паузы с горькой усмешкой. – Твое желание нравиться вполне естественно для женщины, но в данном случае, я убежден, был повод. Какая-то встреча, импульс, искра, удар молнии.

– Много ты понимаешь! – попыталась отшутиться Джулия.

– Ничего я не понимаю, – грустно ответил Гермес, – и никогда не чувствовал себя таким ничтожеством, как сейчас.

– Не называй себя ничтожеством! – горячо воскликнула Джулия.

– Почему? – Гермес встал с кресла и посмотрел на нее сверху вниз. – Ты беременна и до сих пор сомневаешься, оставлять ребенка или нет. Нашего ребенка. Ты говоришь, что любишь меня, а сама мечтаешь о любви других мужчин. Что мне прикажешь делать? Чего ты, собственно, хочешь?

– Я хочу, чтобы ты завтра летел в Америку, как и планировал.

– И оставил тебя здесь одну в таком настроении?

– Ты не должен из-за меня менять своих планов.

– А может быть, я и возвращаться уже не должен? Ты так, наверное, думаешь?

– А ты думаешь, что лучше бы я тебе соврала, так?

– Возможно, это было бы разумнее с твоей стороны. Взвесила бы все, а потом бы и сказала.

– Поставила бы тебя перед свершившимся фактом? – уточнила Джулия.

– Да. А так ты заставляешь меня испытывать муки ревности.

– Ты слишком самоуверен, чтобы мучиться ревностью.

– Тем не менее я мучаюсь, – признался Гермес, который чувствовал себя намного слабее в этом жонглировании словами. – Впервые в жизни. Скажи, кто он?

– Честное слово, я не понимаю, о ком ты говоришь, – соврала Джулия во второй раз.

Может, она и вправду ведет себя как глупая девчонка и из пальца высасывает проблемы? Может, все гораздо проще?

– Я говорю о том, кто пробудил в тебе все эти волнения, сомнения, желание, наконец, – не давая ей передышки, продолжал наступать Гермес.

– Сколько женщин ты прооперировал за свою жизнь? – вместо ответа стала допытываться Джулия. – Сколько историй болезни ты держишь в памяти? Сколько жалоб на свою судьбу ты выслушал?

– Много, очень много. Некоторые из моих пациенток после операции изменили своим мужьям, некоторые сделали бы это, если бы представилась такая возможность. Тебя ведь это интересует?

– Я не изменила тебе, во всяком случае, пока, – сказала Джулия, понимая, что ранит Гермеса своей прямотой. – Но я такая же женщина, как и остальные твои пациентки. Почему же им простительно переживать душевные потрясения после такой операции, а мне – нет?

– Потому что ты моя женщина, – резко, почти грубо притягивая к себе Джулию, сказал Гермес.

– А ты мой мужчина, Гермес, черт тебя побери! И я не хочу тебя потерять. Но я не могу жить и чувствовать так, как хочется тебе, это выше моих сил. – И она расплакалась.

– Но почему я обречен любить тебя? – сжимая ее в объятиях, прошептал он. – Почему меня угораздило связать жизнь с такой непредсказуемой женщиной, как ты? Скажи, у тебя кто-нибудь есть? Нет, лучше не говори, я не вынесу этого.

– У меня никого нет, Гермес, – твердо сказала Джулия, невольно вспомнив поцелуи Франко Вассалли, от которых у нее кружилась голова. – Никого, любимый. – И в эту минуту она искренне верила, что так оно и есть.

– Я верю тебе, но все равно ревную, – сказал Гермес, пытаясь через силу улыбнуться.

– У тебя нет оснований для ревности, – заверила его Джулия, вытирая слезы.