Джулия

– Вы можете это доказать?

– И не собираюсь ничего доказывать, – с нарастающим раздражением сказал Гермес. – Считаю это ниже своего достоинства.

– А вот синьор Лева может.

– Может что? – не понял Гермес.

– Может доказать, что дал вам деньги, хотя вы, чтобы не оставлять улик, отказались от чека и взяли наличными.

Гермес перевел недоумевающий взгляд на адвоката, и тот улыбнулся ему ободряющей улыбкой.

– И как же, интересно, он может это доказать? Все ваши обвинения – чистый вымысел, вы попали пальцем в небо.

Гермесу хотелось крикнуть прямо в круглое носатое лицо этого нахального типа, что он лжец и ведет грязную игру, но вспомнив, сколько было в мире оклеветанных людей, которые пытались и не могли защитить свою поруганную честь даже с помощью бесспорных аргументов, он сдержался.

– Пусть доказывает, – сказал он вслух.

– Свидетельские показания синьора Лева не вызывают сомнений, – сказал помощник прокурора, – синьор Лева – очень надежный свидетель. Кстати, вы знакомы с доктором Макки?

– Естественно, знаком. Джанни Макки – мой бывший ассистент, самый безнадежный…

Молодой адвокат, бросив на Гермеса предостерегающий взгляд, перебил его вопросом:

– Простите, господин помощник прокурора, а какое отношение доктор Макки имеет к обсуждаемому вопросу?

Оставив без внимания вопрос адвоката, помощник прокурора продолжал вести допрос по заранее подготовленному плану.

– Значит, доктор Макки был вашим ассистентом, так-так… Однако вы его не жаловали, даже больше того, вы его в грош не ставили.

– Я вам уже сказал, хирургия – не его призвание, так что в определенном смысле вы правы, – согласился Гермес, не замечая, что адвокат, ерзая на стуле, пытается подать ему знак замолчать.

Опасения защитника были не беспочвенны: откровенные признания Гермеса легко можно было использовать против него.

– Считая его пустым местом, вы не стеснялись при нем набивать себе карманы, обещая несчастным больным привилегированное положение в подведомственной вам больнице.

– Я это полностью отрицаю! – начиная терять самообладание, воскликнул Гермес и беспомощно посмотрел на адвоката.

– А вот доктор Макки, напротив, подтверждает факт взятки и готов заявить под присягой, что видел, как синьор Лева передал вам два миллиона наличными.

– Это ложь.

Гермесу казалось, что он проваливается в пропасть, и ему не за что уцепиться, чтобы спастись. Сначала его арестовали прямо на глазах коллег, сейчас распинают на этом постыдном допросе, обвиняя во взяточничестве и в смерти девятилетнего мальчика. Профессиональная непригодность, корыстные интересы на государственной службе, моральное разложение…

– Мне нечего сказать, – обратился он к блюстителю закона. – Сколько бы я ни декларировал свою невиновность, значения это иметь не будет.

– Да, значение имеют только факты, – с садистской улыбкой подтвердил помощник прокурора.

Видимо, ужасные обвинения, из-за которых его подвергают сейчас унизительному допросу, были заранее подготовлены кем-то очень расчетливым и трезвомыслящим. Кем-то, кто ненавидел его, кто сыграл на родительских чувствах и подтолкнул несчастного отца к мести.

С улицы доносились взрывы новогодних петард. Джулия наверняка уже в Милане, а он, профессор Корсини, ученый с мировым именем, известный, уважаемый всеми хирург, через несколько минут будет отправлен из Милана в тюрьму Сан-Витторе.

– Должен вас предупредить, что в случае вашего чистосердечного признания приговор суда будет более снисходительным.

Гермес еле сдержался, чтобы не дать пощечину за такое оскорбление. Какое право имеет этот человек считать его виновным до суда?

– По закону я, кажется, имею право хранить молчание? – спросил он адвоката.

– Да. В процессе следствия вы имеете право не отвечать на вопросы, – подтвердил молодой адвокат.

– В таком случае я воспользуюсь этим правом.

Когда его выводили из отделения полиции, собравшиеся перед входом журналисты, фото– и телерепортеры запечатлели столь важное событие, и теперь враги Гермеса, не упустившие в своих расчетах и эту деталь, могли довольно потирать руки.

Глава 3

Казалось, он должен был праздновать победу, но к горлу подступила тошнота.

– Нет, только не это! – воскликнул он.

– А я именно так себе это и представляла, – с наслаждением глядя на экран, сказала она. – Наконец-то справедливость восторжествовала!

– Боже мой! Они же его живьем вгоняют в гроб!

На телевизионном экране в это время показывали арестованного Гермеса Корсини, и диктор сообщал, что его перевозят в тюрьму Сан-Витторе.

Пораженный до глубины души, Джанни Макки смотрел на своего бывшего учителя, которого любил и ненавидел одновременно и который даже в такую страшную для себя минуту держался с необыкновенным достоинством. Гермес Корсини выглядел не поверженным идолом, а мифическим героем, одержавшим победу над ничтожным миром, над бездарностью, над серой, мелочной жизнью; героем, который никогда не сдается. Побежденным оказался он, Джанни Макки, это ему надели наручники, это у него отняли свободу.

Джанни вцепился в мягкие подлокотники кресла, стараясь подавить приступ тошноты.