На истеричный, "баррикадный" клич, в первую очередь, с готовностью откликнутся разжиревшая на "соцреализме", давно не имеющая ничего общего с "гегемоном", интеллигенция и почуявшая запах шальных денег номенклатура, еще вчера гордящаяся своими "умом, честью и совестью", а ныне рвущаяся к заветному скипетру - "вторые", "третьи", "завы" и "замы" идеологических и орготделов. Вся эта свора, годами продававшаяся и продававшая друг друга, с жадностью вцепится в "щит и меч". А миллионы, милостиво допущенных к барскому столу, умиленные и вдохновленные "совместной трапезой", не сразу сообразят, что именно с таким демократическим аппетитом они съели. Когда наступит прозрение, поймут: Щит и Меч Родины! Это потом, как всегда, найдут "стрелочников", вспомнив о "роли личности в истории". Но справедливости ради надо отметить, что виноваты будут все. И не только нам, но и многим поколениям после, еще долго предстоит замаливать этот тягчайший иудин грех. Ибо мы предали память о других миллионах - погибших, но отстоявших Родину в войне с фашизмом. Мы растоптали их Великий Подвиг, низведя его до уровня бессмысленной и напрасной жертвы. И чудовищный взрыв в Каспийске в самый святой и великий праздник - День Победы, прозвучит, как сатанинский, глумливый хохот. Никто не подаст в отставку, не станет стреляться и срывать "эполеты", не оденет вериги и не уйдет в скит, потому что это будет уже в другой стране. В другой... Но платить мы будем еще по старым, давно просроченным, векселям - жизнями наших детей...
... Казанцев подошел к столу, за которым сидел Малышев и молча положил перед ним листок бумаги. Роман Иванович быстро прочитал и откинулся на спинку кресла.
- Присядь, Гена, - сказал тихо.
Тот продолжал стоять навытяжку, не шелохнувшись, лишь негромко, но твердо произнес:
- Товарищ полковник, я не изменю своего решения.
- И все-таки присядь, - мягко и, вместе с тем, требовательно попросил Малышев.
Казанцев переступил с ноги на ногу и, нехотя, выдвинув стул, сел.
- Я не стану унижать тебя, рассматривая этот шаг, как... трусость, тщательно подбирая слова, не глядя на него, начал Роман Иванович. - И не думаю, что это - сиюминутный всплеск эмоций. Но, на мой взгляд, ты принял тупиковое решение...
- Товарищ полковник...
- Гена, - жестом остановил его Малышев, - давай поговорим - не как коллеги или начальник и подчиненный. Просто, как люди. Пусть кто-то и считает нас чудовищами, запрограмированными на команду "фас!", но тебе-то известны все правила игры. - И он в упор взглянул на Казанцева.
- Роман Иванович, неужели вы не видите, что изменились не только "правила", но сама "игра"?! - На скулах у Геннадия заходили желваки, глаза блеснули гневом и нетерпимостью: - Знаете, что выдала, не далее, как два дня назад, моя младшая сестренка? "Я не могу сидеть с тобой за одним столом. Витька сказал, у вас у всех руки по локоть в грязи и крови. И вообще, вы - тормоз свободы и прогресса". Витька - это ее дружок, одногруппник по университету. А Володе Стрельцову неделю назад кто-то на двери свастику нарисовал. Но Володя сегодня погиб - не в бою, не на передовой, а средь бела дня, в мирное время. А тот гаденыш, "художник-абстракционист" недоделанный, засыпает сейчас, наверное, в теплой, уютной постельке дома, замирая от счастья и собственной храбрости. Как же: он! - не кому-нибудь, а "жуткому и ужасному кагэбэшнику" - что называется, в лицо плюнул!
- Володя знает... знал, кто это сделал?
- Конечно, знал.
- Почему не доложил? Мы бы разобрались...
- Роман Иванович, поздно уже "разбираться"! Если и придется, то с целой страной, а это мы уже проходили... Неужели вы не видите, не только нас разваливают целенаправленно, но и армию, милицию! Молодые пацаны из Афгана не в милицию идут, а сбиваются в волчьи, криминальные стаи. Армии сначала отдают приказ давить танками, а потом трусливо объясняют, что это "не было согласовано". Недоучки-прорабы сдают оперативную информацию, а наши генералы - пачками агентурные сети. Что происходит, Роман Иванович?!! Или, может, я пропустил сообщение о начале третьей мировой войны?! Вы можете представить, чтобы евреи или америкосы потребовали ликвидировать свои МОССАД или ЦРУ, ФБР? А, что, они - все из себя в белом и стерильном?! Не могу больше, Роман Иванович, извините... Рано или поздно дров наломаю, своих подставлю. Лучше сам уйду.
- Гена, ты сам знаешь, у нас только "вход" есть.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Наконец, Казанцев поднялся и проговорил:
- Если есть "вход", обязательно где-то есть и "выход". Роман Иванович, вы представляете, что происходит в этой стране и куда она катится, если белым днем, из автоматов, в ней начали убивать сотрудников КГБ?
- Гена, - грустно откликнулся Малышев, - я разделяю твои чувства, но не могу согласиться с выводами. Чтобы не происходило и куда бы не катилась эта страна, мы должны оставаться с ней, а не на ее просторах... волками-одиночками. Ведь именно на последнее кто-то и делает ставку.