- Откуда пятьдесят, Данилыч? Мы же вместе считали: вышло по весу, что Родионов четырнадцать тонн успел перевезти.
- Эт моя забота, - отозвался Ерофей. - Я пятьдесят принимал, столь же и на новое хранилище перевезть должон.
- И откуда мы его забирать будем? - с тоской глянул на него Иволгин.
- Откель бы не пришлось, а золото энто Державное и в ейной власти и останется. Вы все мужики проверенные на его, вас сам штамм не берет. А он почище всех детекторов определяет: кто и чем дышит. Я помру, вы и будете его хранителями.
- Ну, спасибо, Данилыч, - не сдержался Петр Андреевич. - Извини, но мне такого "наследства" и даром не надо!
- Ты присягу принимал? - в упор, как-то страшно и пронзительно, посмотрел на него Ерофей. - А раз принимал, то стоять тебе на страже Державы до гробовой доски. Потому как присягнувшие Державе воины на пенсию не ходють. Они, милок, до смерти на посту. На eм и умирают. Ежели, конечно, енто настоящие воины, а не вешалки для мундира.
В комнате повисло неловкое молчание. Наконец, его прервал Орлов:
- Ну, думаю, Ерофей Данилович, ты не скоро свой пост сдашь, - беспечно заметил он, чтобы разрядить напряженную паузу. - Ты у нас еще сам... этих самых воинов строгать мастак, - грубовато пошутил он. Все заулыбались. - А придет время, подежурим. Отчего не подежурить, а орелики, как говорит Петр Андреевич?
Спустя время, все, присутствующие в комнате, склонились над картой, просчитывая варианты маршрута и другие детали предстоящнй операции. Обсуждение носило столь бурный и живой характер, что в какой-то момент никто не заметил отсутствия Гурьянова и Орлова.
Они вышли на крыльцо. Постояли, вдыхая особый, удивительно чистый и прозрачный, воздух Оленгуйской обители.
- Не приведи Бог, Владимир Сергеевич, мужики дознаются, - назвав Орлова по имени отчеству, с некоторым страхом проговорил Гурьянов.
- Слишком высока ставка, - вздохнув, откликнулся тот. - Пятьдесят тонн!
- Но ить сколь вместе-то пережито, - покачал головой Ерофей. - Может, поделиться с ими-то? - со скрытой надеждой спросил он.
Орлов долго молчал, но так и не ответив на его вопрос, задал встречный:
- Ерофей Данилович, ты когда думаешь с Кейном встретиться?
- Он прилетает завтра в Читу, с самолетом гуманитарной помощи. Для его и остальных "дарителей", сабантуй организуют, охоту. Меня к ему приставили, вроде как самого старого таежника.
- Уверен, что сможешь с ним договориться?
На этот раз долго молчал Гурьянов. Генерал повернулся и попытался разглядеть его лицо. В сгущающейся темноте он увидел высеченный из гранита профиль, на котором ярко выделялся горящий черным, непроницаемым светом, глаз. Орлов невольно вздрогнул, услышав четкий и спокойный голос Ерофея:
- Уверен, Владимир Сергеевич. - Он с силой, энергично потер ладонями лицо, будто хотел смыть с него следы проступивших тяжелых размышлений и неотпускающих его сомнений, и добавил: - У меня есть для него сюрприз...
Генерал не решился спросить, что имеет в виду Гурьянов, потому что уловил в его последних словах какую-то неизбывную печаль, тоску и скорбь.
- Кто будет проводить демонтаж "фактора"? - буднично, как будто и не было его минутной слабости, поинтересовался Гурьянов.
- Группа Краснова и пара специалистов. Тоже мои ребята.
- Добро, - Ерофей кивнул и готов был уже шагнуть в дом, но, почувствовав замешательство собеседника, остановился и усмехнулся: - Чего примолк-то, Сергеич, небось, тьма вопросов спать спокойно не дает?
Орлов подивился его проницательности, но виду не подал, а лишь позволил себе задать один вопрос:
- Мне кое-что удалось выяснить, по своим каналам. Сами понимаете, после любых операций "хвосты" остаются. Но вот что совершенно необъяснимо: как Сталин из представленных ему нескольких десятков досье, выбрал именно вас? Насколько мне теперь известно, вас ведь на тот момент даже не было в Советском Союзе. И потом, простите... "бывший", священник... Непостижимо!
- Он с самого начала не хотел это золото только в ведении Берии оставлять. И решил "поделить" его между всеми "силовиками": госбезопасностью, армией и милицией, - пояснил Гурьянов и с нескрываемой гордостью добавил: - А мою кандидатуру ему рекомендовал сам Георгий Константинович Жуков. Потому я и засветился по вашему ведомству, Владимир Сергеевич...
... Ричард Кейн положил трубку и задумчиво посмотрел на висевшую на стене картину - великолепную копию "Покорение Сибири Ермаком". Подойдя ближе, принялся рассматривать, но наблюдай за ним человек посторонний, он без труда бы определил, что созерцание картины - лишь канва к его размышлениям, а по выражению глаз - что размышления эти довольно далеки от праздности.