Джун и Мервин. Поэма о детях Южных морей

Мервин быстро вышел во двор. Там, на скамейке, сидели две соседки, худая белая женщина и пышная маорийка.

— Смотри, смотри, Мервин-то наш расфрантился — как жених принцессы Анны! — воскликнула белая.

— С таким красавчиком я и сама бы не прочь обсудить наедине налоговую политику националистов! — подхватила маорийка.

Мервин растерянно улыбнулся, бочком прошмыгнул через двор и выскочил на улицу. Его провожал громкий смех женщин.

— Чем вгонять в краску молодого парня, шли бы готовить мужьям ужин, — крикнул из окна второго этажа пожилой лысый пожарник, который был свидетелем бегства Мервина.

— От зависти случается грыжа, мистер О'Келли! — лениво отозвалась белая.

— А от соглядатайства и того хуже! — добавила маорийка.

По узким, крутым улицам Джун и Мервин спустились на «судзуки» почти к центру города, проскочили на набережную и помчались вдоль нее, легко обгоняя «фиаты» и «ягуары», «холдены» и «тойоты», «ситроены» и «мерседесы». Наконец начался Ориентал Бей. Замелькали мотели, магазинчики, кафе.

На набережной находился и ресторан «Гнездо корсара», в который решили отправиться Мервин и Джун. Поставив мотоцикл на платной стоянке рядом с десятком его собратьев, они вошли, как выразилась Джун, «в пиратское логово».

Из полутьмы бесшумно, как тень, возник метрдотель. Через минуту они сидели за столиком в небольшой уютной каюте, одной из многих, на которые делился весь зал. Переборки между каютами едва возвышались над уровнем столов. У бара во всю высоту, от пола до потолка, сверкал желтой медью огромный якорь. Между упиравшимися в потолок столбами, походившими на мачты, были натянуты настоящие морские канаты. Вдоль стен тускло поблескивали иллюминаторы. Официантки, молоденькие, хорошенькие, все были в матросских костюмчиках, состоявших из юбки, блузки и бескозырки. Даже при беглом взгляде на них бросалось в глаза, что больше всего материала потребовалось для бескозырок.

На небольшой полукруглой площадке шумно трудилось джазовое трио — гитара, ударник, банджо. Высокий брюнет, умело загримированный под одноглазого «властителя морей», хорошо поставленным баритоном пел о веселой жизни отчаянно лихих повес, рыцарей абордажа и намыленной веревки:

Братья сатаны,
Мы с утра пьяны
И готовы вздергивать и резать
Всех рабов мошны,
Всех господ казны —
Жадных, и завистливых, и трезвых.
Нынче мы бедны,
Нынче мы бедны,
Нынче мы бедны,
Через день мы — крезы!..

Бесшумно появилась официантка, словно юнга вынырнул из невидимого трюма. Положила на столик внушительное — два фута на два с половиной — меню. Старинные корабельные слюдяные фонари со свечами давали ровно столько света, чтобы можно было с трудом разобрать названия блюд и их стоимость. Затейливый готический шрифт делал текст малопонятным — он выглядел совсем как иностранный. Джун долго блуждала взглядом по страницам меню, то и дело встречая малознакомые и еще менее понятные французские названия блюд. Она радовалась этому первому в ее жизни самостоятельному посещению ресторана и в то же время немного робела, смущенная необычностью обстановки.

— Знаешь, — озираясь по сторонам, прошептала она Мервину, — давай закажем чего-нибудь попроще, недорогое — овощной салат и омлет. Я совсем не хочу есть. Честное слово!

— Почему недорогое? — Мервин обиженно пожал плечами. — Деньги у нас честные. А насчет того, что ты не хочешь есть, это просто выдумки!..

Джун натянуто улыбнулась. Снова таинственно появилась официантка, застыла у стола с карандашом и блокнотом наготове.

— Пожалуйста, дюжину устриц, — начал голосом завсегдатая светских обедов и торжественных банкетов Мервин, — два супа из спаржи, два раза филе-миньон. Насчет сладкого мы еще не решили…

— Время есть, сэр, — согласилась официантка. — Филе вам как подавать — сильно прожаренное, средне или с кровью?..

— С кровью…

— Откуда у тебя деньги? — спросила Джун, когда официантка ушла. Она строго смотрела на Мервина, голос звучал сухо, почти неприязненно. — Отец дал?

— При чем здесь отец? — Мервин пожал плечами. И после короткой паузы добавил: — В карты выиграл…

— И это, по-твоему, честные деньги?

— Но ведь все играют! Кто в карты, кто на скачках, — поспешил сказать Мервин — вопрос Джун его испугал.

— Все пусть. А ты не должен. Если, конечно, дорожишь нашей дружбой…

— Она помолчала, потом тихо добавила: — Есть я на эти деньги не стану. Дюраль утверждает, что игроки делятся на дураков и подлецов. И она права. Я не желаю, чтобы ты был тем или другим!..

Джун поднялась, собираясь выйти из-за стола.

Мервин преградил ей путь.

— Извини, ну, пожалуйста, извини! — бормотал он. — Я должен тебе рассказать… Или нет, вернее, объяснить…

Джун сдвинула брови, нехотя села на свое место.

— Говори…

— Я соврал, — сказал Мервин. — Я в карты на деньги и играть-то не умею. Я их заработал. Газеты разносил… — Последние два слова он произнес еле слышно.

— Это правда?

— Правда!